Но теперь я уже знала её историю и могла объяснить себе как её первое удивление и страх, так и нынешнее грустное радушие.
– Оттепель, – продолжила она, глядя уже на Джона. – Послушайте!
И действительно, прислушавшись, мы различили звон капель, падающих с посеребрённых инеем и льдом деревьев на камни.
– Ты с улицы? – спросил Джон.
– Да. Несколько часов назад за мной послала мадам Марджери. Она нянчила меня, когда я была ребёнком, если вы этого не знаете. Я как-то навещала её, больную, в лондонском госпитале. Помните?
– О да. Я знаю её. Ты привезла её сюда. Я хорошо её помню, – сказал Джон. – Так она больна?
– Она очень больна. Я обещала навестить её ещё раз. Я только что вернулась, мне надо захватить то, что она просила ей принести. Мне пора идти.
Затем Джудит снова подошла к окну и выглянула на улицу, точно не желая никуда уходить, и я никогда не забуду, каким усталым было в эту минуту её лицо. Бедная Джудит! Росту она была выше среднего, с сильными, волевыми чертами лица и длиннейшими, густыми, очень тёмными волосами, которые в ярком свете лампы, висевшей у неё прямо над головой, отливали золотом. Я подумала о том, как бы она была красива, если бы из её лица ушло что-то – я не могла понять, что именно. Усталым жестом она приложила руку ко лбу, точно её сознание было так же утомлено, как и тело, а потом снова посмотрела на меня.
Непостижимая отрешённость её лица совершенно потрясла меня. В глазах её застыло то выражение тоски и растерянности, какое читается во взоре человека, сбившегося с дороги. Это так меня поразило, что я сказала:
– О нет, не ходите туда; или пусть Джон пойдёт вместе с вами.
Мне почудилось, что эту несчастную женщину, выйди она в ту влажную темноту, где звучало эхо падающих капель, поджидает на улице что-то ужасное.
– Не собираетесь же вы в самом деле идти туда одна? – продолжила я.
Она улыбнулась:
– Это недалеко. Вон там, прямо за теми высокими кедрами. Надо идти по торфу. Но это не важно. Дело не в том, чтобы идти туда. И не в том, что мне одиноко. Важно то, что я не знаю, что мне делать . Мэри, – продолжила она, – некогда я так мечтала увидеть вас. Некогда я так вас любила – там… не подходите ко мне, дитя моё, в этом красивом платье, с меня просто течёт. Вы вызываете у меня в памяти незабвенные времена, когда мне было не больше лет, чем вам сейчас. Но вы с Джоном верите друг другу. Да, Джон, тебе пришлось сыграть с нами шутку, чтобы показать свою невесту. – И она тихо, мелодично рассмеялась.
– О, только не говорите об этом! – покраснев, вскричала я. – С той минуты, как я здесь, я из-за того ужасно себя чувствовала. Я не знаю, что скажет отец, но Джон говорит, что всё уладит.
Тут я осеклась и подумала, что очень неуклюже было с моей стороны упомянуть перед Джудит об отце, но она, казалось, не придала тому никакого значения.
– Ваш отец очень строг? – спросила она.
– Он очень честен и щепетилен и не потерпит, чтобы я пользовалась чужим именем даже просто шутки ради.
– И всё-таки Джон привёз вас в Колверли, находчиво воспользовавшись ошибкой моей матери. Так или иначе, вы можете рассказать теперь своему отцу, что я была очень рада вас видеть. – И потом снова тоскливо добавила: – Но мне надо идти.
– Вот что, Мэри, – бодро сказал Джон, – много времени это у тебя не займёт. Сейчас всего одиннадцать. Ступай переоденься в своё дорожное платье. Мы ведь много всего взяли из непромокаемой ткани. Смотри, какая яркая сегодня луна. Мы пойдём к госпоже Марджери все втроём, если уж Джудит непременно нужно туда пойти. |