Браун была его фамилия, и её можно было прочесть на вывеске «Браун и Хэндисайд», что висела над большими бакалейными лавками на Хай-стрит. Жена его, Мэгги Браун, до замужества – Армстронг, родилась в старой крестьянской семье в глухом Тевиотхеде. Невысокого роста, смуглая, темноглазая, с необычайной для шотландки нервной натурой. Казалось, не найти большего несоответствия, чем этот рослый, рыжеволосый мужчина и маленькая смуглая женщина, а ведь оба уходили корнями в прошлое этой земли так глубоко, насколько вообще хватало человеческой памяти[82].
Однажды – то была первая годовщина их свадьбы – они отправились поглядеть на только что отрытые развалины римской крепости в Ньюстеде. Место это само по себе было малопримечательно. С северного берега Твида, как раз там, где река делает петлю, простирается пологий склон пахотной земли. По нему-то и шли прорытые археологами траншеи, с обнажённой то тут, то там старинной каменной кладкой – фундаментом древних стен. Раскопки были обширные: весь лагерь занимал пятьдесят акров, а сама крепость – пятнадцать. Браун был знаком с фермером – хозяином этого бескрайнего поля, что сильно облегчило им всю затею, так как тот с радостью вызвался быть их провожатым. Бредя следом за своим проводником, они провели долгий летний вечер, изучая траншеи, ямы, остатки укреплений и множество разнообразных диковин, дожидавшихся своего отправления в Эдинбургский музей древностей. Именно в тот день нашли пряжку от женского пояса, и фермер, увлёкшись, принялся было рассказывать о ней, но взгляд его вдруг упал на лицо миссис Браун.
– Э, да ваша жёнушка притомилась, – сказал он. – Передохнём-ка малость, а там ещё походим.
Браун посмотрел на жену. Она и в самом деле была очень бледна, тёмные глаза ярко сверкали, во взгляде сквозило что-то диковатое.
– Что с тобой, Мэгги? Ты устала? Пожалуй, пора возвращаться.
– Нет-нет, Джон, давай ещё походим. Тут так интересно! Словно мы попали в страну грёз. Всё мне кажется здесь таким странно знакомым и таким близким. А римляне долго жили тут, мистер Каннингэм?
– Порядочно, мэм. Сами судите: чтоб набить доверху такие помойные ямы, немалый потребен был срок.
– А отчего они всё-таки ушли?
– Как знать, мэм. Видать, пришлось. Окрестному люду стало невмоготу терпеть их. Вот народ и поднялся да и запалил их крепость, нагло торчавшую среди местных лачуг. Вон они, следы пожара, – на камнях, сами видите.
Невольная дрожь охватила Мэгги Браун.
– Дикая ночь… Страшная… – как-то глухо проговорила она. – Всё небо было красным от огня… И даже эти серые камни тоже покраснели…
– Да уж, и они, надо думать, были красные, – подхватил муж. – Странное дело, Мэгги. Может, причиной тому твои слова, да только я словно сейчас вижу всё, что тут творилось. Зарево отражалось в воде…
– Да, зарево отражалось в воде. Дым перехватывал дыхание. И варвары истошно кричали!
Старик-фермер рассмеялся:
– Вот так да! Леди напишет теперь рассказ про старую крепость! Многих водил я здесь, показывал что да как, а такого, честно скажу, не слыхал ни разу. Уметь красиво сказать – это не иначе как дар Божий.
Они оказались на краю траншеи, справа зияла яма.
– Эта яма четырнадцати футов в глубину, – объявил фермер. – Что б, вы думали, там нашли? Скелет мужчины с копьём в руке – вот что! Думаю, он так и помер там, вцепившись в своё копьё. Как, спрашивается, человек с копьём попал в яму четырнадцати футов глубиной? Это ведь не могила: мертвецов своих они сжигали. Как растолкуете, мэм?
– Он спасался от варваров и сам прыгнул вниз, – сказала Мэгги Браун. |