– Я думаю, что мне не нужно напоминать вам, что только полная откровенность…

Пациент вскочил со стула.

– Уверяю вас, доктор, – воскликнул он, – что мне не в чем упрекнуть себя! Неужели вы думаете, что я пришёл сюда для того, чтобы обманывать вас? Клянусь вам, что мне не в чем раскаиваться!

Было что-то одновременно и смешное и трагическое в этой жалкой фигуре, стоявшей посреди комнаты с засученной до колена штаниной и выражением ужаса на лице. Взрыв смеха долетел до них из комнаты, где сидели игроки. Несколько мгновений доктор и пациент молча смотрели друг на друга.

– Сядьте! – коротко сказал доктор. – Вашего слова для меня достаточно. – Он наклонился и провёл пальцем по ноге молодого человека, ущипнув кожу в одном месте.

– Гм! папулёзный, – пробормотал он, качая головой. – Есть ещё какие-нибудь симптомы?

– Зрение у меня стало немного слабее.

– Покажите зубы! – Доктор стал осматривать его зубы и опять поморщился.

– Теперь глаза! – Он зажёг лампу и, взяв в руки маленькую лупу, направил с её помощью свет на глаз пациента. При этом его открытое выразительное лицо осветилось такою радостью, таким энтузиазмом, точно он был ботаник, только что нашедший редкий цветок, или астроном, впервые увидевший в свой телескоп движение давно отыскиваемой кометы. – Вполне, вполне типично, – пробормотал он, поворачиваясь к столу и делая какие-то заметки на листе бумаги. – Любопытная вещь: я пишу монографию как раз на эту тему. Удивительное совпадение.

Увлечённый редким симптомом болезни, он настолько забыл о пациенте, что имел почти торжествующий вид и опомнился только тогда, когда тот попросил дать ему подробную характеристику своего состояния.

– Мой дорогой сэр, – сказал доктор, – нам совершенно незачем вдаваться в подробности. Если я, например, скажу вам, что у вас начальная стадия внутритканевого кератита, то что вы от этого выиграете? Есть указания и на предрасположение к золотухе. В общем, по моему мнению, у вас органическое и наследственное заражение.

Молодой баронет откинулся на спинку кресла, и голова его тяжело упала на грудь. Доктор бросился к стоявшему рядом столику, налил в стакан немного бренди и поднёс его к губам больного. Когда тот выпил, слабая краска показалась у него на щеках.

– Может быть, я поступил несколько неосторожно, сказав вам всё сразу, – промолвил доктор. – Но вы должны были догадываться, какого рода у вас болезнь, иначе вы не пришли бы ко мне.

– Да, сегодня утром у меня появилось подозрение, когда я увидел на своей ноге эту сыпь. Такая же сыпь была и у моего отца.

– Значит, у вас это по наследству от отца?

– Нет, от деда. Вы, быть может, слышали о сэре Руперте Нортоне, известном кутиле?

Доктор был очень начитанный человек и, кроме того, обладал превосходной памятью. Он сейчас же вспомнил об ужасной репутации, которой пользовался в тридцатых годах этого столетия сэр Руперт Нортон, знаменитый картёжник, развратник и дуэлянт, до того погрязший в пьянстве и разврате, что в конце концов даже его собутыльники в ужасе отшатнулись от него и оставили его доканчивать свою постыдную жизнь в обществе трактирной служанки, на которой он женился под пьяную руку. Когда доктор взглянул на молодого человека, всё ещё сидевшего откинувшись на спинку кресла, ему почудилось, что на мгновение за спиной юноши показался неясный образ отвратительного старого денди, в накидке из меха морского котика, с дорогим шарфом, волнами спадавшим с шеи по моде тех лет, и тёмным лицом сатира. От него осталась теперь только кучка костей в полусгнившем гробу, но последствия его развратной жизни налицо – в страданиях ни в чём не повинного молодого человека.