Неужели он всё-таки не может съездить в парламент? Доктор, наверное, преувеличивает. А сегодня как раз заседание кабинета. Он посмотрел на часы. Сейчас оно, должно быть, уже кончается. По крайней мере, он мог съездить хотя бы в Вестминстер. Он отодвинул круглый столик, уставленный рядами пузырьков, поднялся, опираясь руками на подлокотники кресла, и, взяв толстую дубовую палку, неловко заковылял по комнате.

Когда он двигался, физические и духовные силы, казалось, возвращались к нему. Британский флот должен покинуть Матапан. На этих турок надо немного нажать. Надо показать грекам, что… Ох! В единое мгновение Средиземноморье заволокло туманом и не осталось ничего, кроме пронзительной, нестерпимой боли в воспалённом пальце. Он кое-как добрался до окна и, держась за подоконник левой рукой, правой тяжело опёрся на палку. Снаружи раскинулся залитый солнцем и свежестью сквер, прошло несколько хорошо одетых прохожих, катилась щегольская одноконная карета, только что отъехавшая от его дома. Он успел увидеть герб на дверце и на секунду стиснул зубы, а густые брови сердито сошлись, образовав складку на переносице. Он заковылял к своему креслу и позвонил в колокольчик, который стоял на столике.

– Попросите госпожу прийти сюда, – сказал он вошедшему слуге.

Ясно, что о поездке в парламент нечего было и думать. Стреляющая боль в ноге сигнализировала, что доктор не преувеличивает. Но сейчас его беспокоило нечто совсем другое, и на время он забыл о недомогании. Он нетерпеливо постукивал палкой по полу, но вот наконец дверь распахнулась, и в комнату вошла высокая, элегантная, но уже пожилая дама. Волосы её были тронуты сединой, но спокойное милое лицо сохранило молодую свежесть, а зелёное бархатное платье с отливом, отделанное на груди и плечах золотым бисером, выгодно подчёркивало её стройную фигуру.

– Ты меня звал, Чарльз?

– Чья это карета только что отъехала от нашего дома?

– Ты вставал? – воскликнула она, погрозив пальцем. – Ну что поделаешь с этим негодником! Разве можно быть таким неосмотрительным! Что я скажу, когда придёт сэр Уильям? Ты же знаешь, что он отказывается лечить, если больной не следует его предписаниям.

– На этот раз сам больной готов отказаться от него, – раздражённо возразил министр. – Но я жду, Клара, что ты ответишь на мой вопрос.

– Карета? Должно быть, лорда Артура Сибторна.

– Я видел герб на дверце, – проворчал больной.

Его супруга выпрямилась и посмотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами:

– Зачем тогда спрашивать, Чарльз? Можно подумать, что ты ставишь мне ловушку. Неужели ты думаешь, что я стала бы обманывать тебя? Ты не принял свои порошки!

– Ради бога, оставь порошки в покое! Я удивлён визитом сэра Артура, потому и спросил. Мне казалось, Клара, что я достаточно ясно выразил своё к этому отношение. Кто его принимал?

– Я. То есть мы с Идой.

– Я не хочу, чтобы он встречался с Идой. Мне это не нравится. Дело и так зашло далеко.

Леди Чарльз присела на скамеечку с бархатным верхом, изящно нагнувшись, взяла руку мужа и ласково похлопала по ней.

– Ну, раз уж ты заговорил об этом, Чарльз… – начала она. – Да, дело зашло далеко, так далеко, что назад не воротишь, хотя я – даю слово – ни о чём не подозревала. Наверное, тут я виновата, да, конечно, прежде всего виновата я… Но всё произошло так внезапно. Самый конец сезона, да ещё неделя в гостях у семьи лорда Донниторна – вот и всё! Право же, Чарльз, она так любит его! Подумай, она ведь наша единственная дочь – не надо мешать её счастью!

– Ну-ну! – нетерпеливо прервал министр, стукнув по ручке кресла.