– Это уж слишком! Честное слово, Клара, Ида доставляет мне больше хлопот, чем все мои служебные обязанности, чем все дела нашей великой империи.
– Но она у нас единственная.
– Тем более незачем мезальянс.
– Мезальянс? Что ты говоришь, Чарльз?! Лорд Артур Сибторн – сын герцога Тавистокского, его предки правили в Союзе семи. А Дебрет ведёт его родословную от самого Моркара, графа Нортумберлендского.
Министр пожал плечами:
– Лорд Артур – четвёртый сын самого что ни на есть захудалого герцога в Англии. У него нет ни профессии, ни перспектив.
– Ты мог бы обеспечить ему и то и другое.
– Мне он не нравится. Кроме того, я не признаю связей.
– Но подумай об Иде. Ты же знаешь, какое слабенькое у неё здоровье. Она всей душой привязалась к нему. Ты не настолько жесток, чтобы разлучить их, Чарльз, правда ведь?
В дверь постучали. Леди Чарльз встала и распахнула дверь:
– Что случилось, Томас?
– Прошу прощения, госпожа, приехал премьер-министр.
– Попроси его подняться сюда, Томас… Чарльз, не вздумай волноваться из-за служебных дел. Держи себя спокойно и рассудительно, будь умницей. Я вполне полагаюсь на тебя.
Она накинула на плечи больному лёгкую шаль и выскользнула в спальню как раз в тот момент, когда в дверях, сопровождаемый слугой, показался премьер-министр.
– Дорогой Чарльз, я надеюсь, вам уже лучше, – произнёс он сердечным тоном, входя в комнату с той юношеской порывистостью, какой он славился. – Почти готов снова в упряжку, а? Вас очень не хватает и в парламенте, и в кабинете. Знаете, из-за этого греческого вопроса разыгралась целая буря. Видели, «Таймс» сегодня разразилась?
– Да, я прочитал, – сказал министр, улыбаясь своему патрону. – Что ж, пора показать, что страна пока ещё не целиком управляется с Принтинг-Хаус-сквер. Мы должны твёрдо держаться своего курса.
– Конечно, Чарльз, именно так, – подтвердил премьер-министр, не вынимая рук из карманов.
– Хорошо, что вы зашли. Мне не терпится узнать, что делается в кабинете.
– Ничего особенного, рутина. Между прочим, наконец вызволили туристов, которые застряли в Македонии.
– Слава богу!
– Мы отложили прочие дела до вашего прихода на следующей неделе. Правда, пора уже думать о роспуске парламента. Отчёты с мест спокойные.
Министр иностранных дел нетерпеливо заёрзал и тяжело вздохнул.
– Нам давно пора навести порядок в области наших внешнеполитических дел, – сказал он. – Нужно вот ответить Новикову на его ноту. Умно составлена, но есть шаткие аргументы. Затем я хочу определить наконец границу с Афганистаном. Эта болезнь действует мне на нервы. Столько нужно делать, а голова как в тумане. Не знаю, то ли от подагры, то ли от этого снадобья из безвременника.
– А что говорит наш медицинский самодержец? – улыбнулся премьер-министр. – У вас, Чарльз, нет к нему должного почтения. Впрочем, даже с епископом легче разговаривать. Он хоть выслушает тебя. Врач же со своими стетоскопами и термометрами – существо особенное. Твои познания для него не существуют. Он выше всех и спокоен, как олимпиец. Кроме того, у него всегда перед тобой преимущество. Он здоров, а ты болен. Так что тягаться с ним невозможно… Между прочим, вы прочитали Ханеманна? Что вы о нём думаете?
Больной слишком хорошо знал своего высокопоставленного коллегу и потому не хотел следовать за ним по окольным тропкам тех областей знания, где тот любил побродить время от времени. Его острый и практический ум не мог примириться с тем, сколько энергии тратится на бесплодные споры о раннем христианстве или о двадцати семи принципах месмеризма. |