Я сунул руки в карманы (ибо нет лучшего способа стать в позу хозяина положения) и тут же почувствовал себя маленьким Наполеоном.

– Итак, дружок, что ты этим хочешь сказать? Ежели ты прохвост, то разоблачён будешь немедленно; ежели просто болван…

– Господь с вами, сэр, – смущённо прервал мою речь слуга, – я не сумасшедший. Но клянусь жизнью, в доме нет свободного места. Мы ведь все здесь ночуем. У нас никогда не останавливались незнакомцы.

– Тем не менее хозяйка направила тебя сюда, чтобы спросить, не собираюсь ли я остаться на ночь?

– Нет, в том-то всё и дело! – вскричал слуга и в горестном отчаянии принялся извиваться пуще прежнего, как если бы я неосторожным движением придавил ему одновременно все нервные окончания. – Она сказала, что на ночь вам тут остановиться нельзя. Но я забыл, я всё перепутал. О горе мне!..

– Хватит дурить, – перебил я его. – Показывай мне свою комнату. Я готов…

Человечек смерил меня диковатым взглядом.

– Но у меня нет ничего своего в этом мире, сэр! – медленно произнёс он. – Тут всё не моё!

Более нелепую ситуацию трудно было себе вообразить. «Не отказаться ли, пока не поздно, от планов, связанных с бэйтаунской гостиницей?» – пронеслось у меня в голове.

– Со спальнями всё ясно. Где тут у вас чердак?

Ответом мне была гримаса полнейшего недоумения, за которой, как ни ужасно, присутствия какого бы то ни было скрытого смысла даже и не угадывалось.

– Слушай, хотя бы это ты должен знать, – простонал я умоляюще.

Но и вторая попытка оказалась безрезультатной – на этот раз из-за появления на пороге плотной и достаточно представительной фигуры с круглой, как шар, головой, уютно утопленной в мягкой фетровой шляпе, смысл земного существования которой явно сводился к отчаянному стремлению не лопнуть по швам от постоянного внутреннего давления. Усилия эти можно было считать успешными лишь отчасти: кое-где в шляпе уже зияли несносные дыры.

– Вы – хозяин дома? – поинтересовался я у третьего персонажа этой почти призрачной галереи.

– Полагаю, что так, – со смехом ответил тот. – Толстоват для столь хилого местечка – это вы хотите сказать, сэр?

Не дождавшись ответа, но заметив, вероятно, в своей реплике (смысл которой, впрочем, ускользнул от моего понимания) проблески остроумия, владелец дома принялся хохотать, да столь энергично, что, глядя со стороны, можно было предположить, будто с ним случился припадок. Слуга перестал плакать; хозяин продолжал смеяться – ну и мне не удалось сохранить бесстрастное выражение лица.

Спустя несколько минут, вдоволь нахохотавшись, весельчак поинтересовался наконец, что мне угодно.

– Мне было бы угодно получить тут на ночь комнату, – проговорил я с некоторой осторожностью, заранее опасаясь, что, услышав предположение такого рода, хозяин может по примеру слуги взять да и разрыдаться.

– Комната готова, – немедленно отвечал тот. – Ну-ка, Вертлявый, пойди и попроси мадам поторопиться.

Вертлявый мигом исчез.

– Этот слуга у вас… – начал я.

– Гибковат местами? Ха-ха! – Хозяин жизнерадостно потёр ладони. – У каждого из нас есть где-то мягкое место – верно я говорю, сэр? У одного – голова, у меня вот – сердце.

Я поздравил хозяина с тем, что ахиллесова пята нашла в его организме столь достойное вместилище, и спросил, действительно ли во всём доме для гостей держат только одну комнату.