– Так что же произошло в ночь убийства?

– Система не сработала, необъяснимо.

– Как удобно.

Она села перед компьютером.

– Отдельная система имеется для нижней комнаты. Она включается, как только открывается наружная дверь. Время входа автоматически регистрируется, а в комнате две цифровые камеры каждые три секунды делают снимки.

Она постучала по нескольким клавишам, поводила «мышкой», щелкнула.

– Вот мы вошли в комнату в двенадцать сорок девять дня, и вот мы в комнате.

Габриель перегнулся через ее плечо и стал всматриваться в компьютер. На экране появилось зернистое изображение их, затем оно исчезло и возникло другое. Анна снова поработала «мышкой». Появился список.

– Это перечень тех, кто посещал эту комнату последние три месяца. Как вы видите, отец проводил немало времени со своей коллекцией. Он приходил туда по крайней мере раз в день, а иногда и два. – Она дотронулась до экрана указательным пальцем. – Это его последнее посещение вскоре после полуночи перед тем утром, когда он был убит. Охранная система не показывает других проникновений после этого.

– Полиция сказала вам, когда приблизительно, по их мнению, он был убит?

– Они сказали: около трех часов ночи.

– Значит, разумно предположить, что те люди, которые убили вашего отца, забрали также картины и случилось это, по всей вероятности, около трех часов ночи, за шесть часов до моего приезда на виллу.

– Да, правильно.

Габриель указал на последний снимок на экране:

– Разрешите мне посмотреть вот это.

Минуту спустя снимки замелькали на мониторе. Камера не запечатлела всех картин, но Габриель увидел достаточно и понял, что это была замечательная коллекция. Мане, Боннар, Тулуз-Лотрек, Сезанн, Писарро, Дега, «Обнаженная» Ренуара, пейзаж с каналом Ван Гога, две уличные сценки Моне, большой женский портрет, написанный Пикассо в Голубой период. А в центре комнаты на стуле с высокой спинкой сидел старик и в последний раз перед смертью смотрел на свою коллекцию.

11

Цюрих

Четыре часа спустя Герхардт Петерсон сидел один в своем кабинете, гроте из светлого скандинавского дерева, выходящем окнами на грязный внутренний двор, мощенный почерневшим кирпичом. Экран его компьютера был пуст, утренняя почта не вскрыта, утренний кофе не тронут, входная дверь вопреки обыкновению заперта. В его пепельнице медленно превращалась в пепел сигарета. Петерсон не видел этого. Взгляд его был обращен вниз – на три фотографии, лежавшие в ряд на его кожаном бюваре. Аллон и Анна Рольфе выходят из виллы. Аллон и Анна Рольфе садятся в «мерседес». Аллон и Анна Рольфе уезжают. Наконец он шевельнулся, словно очнувшись от неприятного сна, и стал совать фотографии – по одной – в бумагорезку, с особым удовлетворением наблюдая, как они превращаются в конфетти. Затем снял телефонную трубку, набрал по памяти номер и стал ждать отклика. Через двадцать минут, отменив все встречи до конца дня, он сел в свой «мерседес» и помчался по берегу Цюрихзее к горному шале герра Гесслера.

12

Корсика

Старая синьядора жила в селении в покривившемся доме, недалеко от церкви. Она встретила Англичанина как всегда – встревоженной улыбкой, приложив руку к его щеке. На ней было толстое черное платье с вышитым воротом. Кожа ее была мучнистого цвета, седые волосы зачесаны назад и сколоты металлическими заколками. «Забавно, как следы этнической принадлежности и национального происхождения исчезают со временем», – подумал Англичанин. Если бы не корсиканский язык и католическая вера, она могла бы быть его старенькой тетей Беатрисой из Ипсвича.