– Ты только послушай, Пал Василич, как у него движок троит! – продолжал бухтеть Гриша. – Вот же сопляк непутевый! Про спущенные колеса я уж и не говорю, я их подкачал, прежде чем к тебе ехать, а с движком-то я сейчас что сделаю?

Зверев в знак согласия кивал, пропуская ворчание пожилого шофера мимо ушей. Когда Гриша в очередной раз обматерил Сафронова, Зверев положил руку ему на плечо:

– Гринь, сверни-ка налево!

– Зачем?

– На Мироноси́цкое заскочим!

Гриша надул щеки, но, тут же догадавшись, в чем дело, выпустил пар.

– К Насте пойдешь?

Зверев кивнул, достал из кармана пачку сигарет, вынул одну, но, увидев вновь похолодевший взгляд Гриши, охнул. Как он мог забыть, что Гриша не любит, когда в его машине курят. Зверев хотел уже было смять сигарету и выкинуть ее в окно, но Гриша вдруг махнул рукой и выдохнул:

– Кури уж! Я все понимаю.

В последние месяцы Зверев работал без выходных и, наконец-то заработав отгул, решил в очередной раз посетить Мироноси́цкое кладбище, где была похоронена криминалист Настя Потапова, работавшая под его началом и погибшая в ходе расследования одного очень запутанного дела.

– Я ведь еще со вчерашнего дня туда собирался, а тут вы с этими двумя, – с несвойственным ему волнением сказал Зверев.

Гриша покашлял, но тем не менее напомнил:

– Так-то оно так, но только Корнев ведь орать будет, если узнает? Мне ведь приказано тебя без задержек доставить.

– Ничего он не узнает, а если что, вали все на меня! Мне не привыкать с начальником лаяться.

Гриша прибавил газу, и спустя несколько минут они свернули налево и подъехали к главным воротам Мироносицкого кладбища.

Зверев вышел из машины, купил у сидевшей в тени зеленеющего клена бабки пару гвоздик и не спеша двинулся вдоль траурной аллеи. На пару минут он остановился у местного храма, потом прошел мимо недавно восстановленной часовни и вышел к длинному ряду оградок.

Могилу Насти он нашел не сразу, потому что задумался и прошел мимо нужной развилки и протопал лишних полсотни шагов, прежде чем понял свою ошибку. Зверев негромко выругался, посмотрел на часы и вернулся. Он нашел нужный поворот и прошел к оградке, вошел в нее, сгреб ладонью налетевшие на холмик листья и после этого положил цветы. В небе над головой летали стрижи, где-то поодаль послышался собачий лай. Зверев присел на скамеечку, выкурил сигарету. Нужно было спешить, но уходить не хотелось.

Павел Васильевич закрыл глаза, выдохнул и вдруг услышал едкий хрипловатый голосок. Кто-то довольно громко матерился. Зверев поморщился, его правая щека дернулась. Что такое, никакого уважения к усопшим!

Павел Васильевич поднялся и двинулся на голос.

Вскоре Зверев увидел замызганного мужичка лет шестидесяти, сидевшего на корточках и курившего самокрутку. Серое морщинистое лицо, недельной давности щетина, мешки под глазами. Волосы мужчины напоминали взъерошенный стог грязной соломы, глаза сузились в щелки и почти не моргали. Рядом с нарушителем кладбищенской тишины валялась ржавая совковая лопата.

– Чего бузишь, дядя? – подойдя ближе, поинтересовался Зверев.

Незнакомец вздрогнул, но тут же пришел в себя.

– А твоя какая забота?

– Да так! Я просто от природы любопытный! Случилось у тебя чего?

– Да уж случилось!!! Ходят тут всякие да поскудства разные учиняют, сволочи!

– Ты о чем?

– А вон о чем! – мужик вскочил, схватил лопату и поманил рукой.