… И опять волна воспоминаний. Когда-то в школе старшая пионервожатая Елизавета Петровна отчитывала одного из братьев Гунькиных за то, что сломал молодое дерево.

— Смотри, что ты наделал! — возмущалась пионервожатая. — Зачем? Оно бы выросло, стало большим и красивым и всем нам было бы хорошо… Гунькин сломал молодое дерево. И он, Петр Красавин, тоже сломался. Он не дерево — человек, и кто же в его бедах виноват? Только лишь сам, или?..

"Береги, Красавин, свой красивый "кочан", — напутствовал, прощаясь, врач Антон Иванович — добрый "Антоша". — Не подставляй его больше под удар — это будет конец…"

Красавин знает, что ему скоро будет конец. Он уже все решил и готовится к последнему удару. Кто сказал, что умирать легко? Нет, страшно тяжело уходить из жизни. Красавин не спешит, у него есть еще несколько часов. Он присмотрел, где ударится травмированным затылком об угол. Посчитает: раз, два, три — и нанесет последний в своей жизни удар…

Приоткрылось смотровое окошко в двери. Это контролер за ним наблюдает, но, не заметив ничего подозрительного, захлопывает окошко. Хотя он может подсматривать и в глазок.

Все, пора. Письмо сестре положил под рамочку с ликом Божьей Матери. Встал, сделал несколько коротких шагов и прижался больным, разгоряченным затылком к стене. Закрыв глаза, стал считать: раз, два, три и сильно, как только смог, ударился затылком о стену. Ойкнув, рухнул на пол…

Когда охранник вошел в камеру, Красавин был мертв: голова в лужице красного цвета, из носа и затылка еще сочится кровь. Вызванный врач констатировал факт смерти от полученной черепно-мозговой травмы.

XLV

Когда я заканчиваю какое-то сложное дело, на душе невероятное облегчение. Это настолько радостное, ни с чем не сравнимое ощущение, что словами передать трудно. Мне порой кажется, что я долго-долго плутал по густому лесу, спотыкаясь и ударяясь о деревья, и, наконец-то, вышел на ту светлую поляну, к которой так стремился…

Сложным и в моральном и в психологическом плане оказалось для меня дело Красавина. Теперь-то, когда преступник задержан и изобличен, все ясно, но как вспомню первый день: трупы, кровь, множество вопросов и ни одного ответа, так и думаю — как же хорошо, что дело раскрутили, довели до конца! Хотя вот с заказчиком убийства Рюмина пока ничего не ясно, Красавин все берет на себя. Сегодня еще раз встречусь с ним и потолкую по душам, возможно, и откроется.

Раннее утро, я спешу в УВД к Грузнову. Я же не только начальник отдела по борьбе с преступлениями против личности, но еще и заместитель Грузнова. Поэтому, когда надолго "отключаюсь" на какое-то дело, ему тяжело вдвойне.

Сержант на проходной передал, что Грузнов на месте и ждет меня. А я-то думал опередить Андрея Нифентьевича, нашего дорогого "Якоря", как ласково мы его за глаза величаем. И когда только спит? Всегда аккуратен, собран, не накричит, хотя уж где-где, а в розыске бывают такие авралы, что порой и не знаешь, с какого конца к работе подступиться. Мы ценим его требовательность, спокойствие и такт в общении с нами. В трудные минуты, бывает, думаешь, а как бы поступил в данной ситуации Грузнов, — и сразу успокаиваешься, обретаешь уверенность в себе. Знаем и видим, что, возглавляя полтора десятка лет уголовный розыск, каких только не нахватал болезней, но никогда не жалуется.

Я постучал в дверь.

— Проходи, садись и рассказывай, — сказал, поздоровавшись, Грузнов и посмотрел на часы. — Через пять минут нам с тобой быть у генерала. Честно говоря, и сам не знаю, зачем он нас пригласил.