Сестры собирали ягоды, которые Фафен в дальнейшем раздаст нуждающимся. Пальцы монахини слегка окрасились в лиловый цвет. Вивенна работала в перчатках. Такое количество краски на руках сочтут непристойным.

– Да, – повторила Фафен. – По-моему, ты все воспринимаешь превратно. Помилуй, да можно подумать, что тебе хочется уехать и выйти за это безжизненное чудовище!

– Он не безжизненный, – возразила Вивенна. – Сьюзброн – возвращенный, а это большая разница.

– Да, но он ложный бог. К тому же всем известно, какая он страшная тварь.

– Но ехать к нему и выходить за него – мое дело! Я для этого рождена, Фафен. Без этого я ничто.

– Чушь, – бросила сестра. – Теперь ты наследница вместо Риджера.

«Тем больше нарушается порядок вещей, – подумала Вивенна. – Какое у меня право лишать его будущего?»

Впрочем, она решила покончить с этой темой. Она отстаивала свое мнение уже несколько минут, и продолжать дискуссию было неправильно. Правильность. До сих пор ее редко выводила из себя необходимость быть правильной. Ее бурлящие чувства становились весьма… неудобными.

Она обнаруживала, что уже спрашивает:

– А как насчет Сири? Ты рада ее участи?

Фафен подняла глаза и чуть нахмурилась. Она старалась не обдумывать неприятные вещи, пока не сталкивалась с ними в лоб. Вивенне стало немного стыдно за столь откровенную реплику, но с Фафен часто иначе не получалось.

– Ты права, – сказала Фафен. – Не вижу смысла вообще кого-либо посылать.

– Договор, – напомнила Вивенна. – Он охраняет наш народ.

– Наш народ хранит Остр, – возразила Фафен, переходя к другому кусту.

«Защитит ли он Сири?» – подумала Вивенна. Бедная, невинная, ветреная Сири. Она так и не научилась самоконтролю; при халландренском Дворе богов ее сожрут заживо. Сири ничего не смыслит в политике, не знает вероломства, не различает фальши в лицах и лжи. Вивенна не жаждала выполнить этот долг. Она должна была принести жертву, но все-таки свою, добровольную, на благо народа.

Эти мысли продолжали терзать Вивенну, когда они с Фафен, покончив с ягодами, спускались с холма в селение. Фафен, как все монахини, посвятила себя добрым делам. Она присматривала за живностью, собирала урожай и помогала по хозяйству немощным.

Без личного долга жизнь Вивенны лишилась цели. И все же, если поразмыслить, существовал человек, по-прежнему в ней нуждавшийся. Та, что уехала неделю назад, – в слезах и напуганная, с отчаянием взиравшая на старшую сестру.

Что бы ни говорил отец, Вивенна не нужна в Идрисе. Здесь она оказалась бесполезной. Зато народ, культуру и общество Халландрена она досконально изучила. И пока она шла за Фафен по сельской дороге, в голове складывался план.

Который не назовешь правильным даже при буйном воображении.

3

Его служители, однако, твердили, что смерть была крайне воодушевляющей. Благородной. Величественной. Геройской. Возврат случался, только если субъект выказывал смертью великие людские добродетели. Вот почему Радужные тона посылали возвращенных обратно: пусть станут примерами и богами для живых.

Каждый бог что-нибудь воплощал. Идеал героической гибели, которой он пал. Жаворонок умер, проявив невиданную отвагу. По крайней мере, так сказали ему жрецы. Жаворонок не помнил ни самого события, ни своей жизни до превращения в бога.

Он тихо застонал, неспособный спать дальше. Перекатился на бок и сел на величественном ложе, чувствуя слабость. Видения и воспоминания роились в его мозгу, и он встряхнул головой в попытке согнать сонный туман.