— Хорошо, я попробую все это сыграть, — улыбнулась она.

— Сыграть? Нет, дорогая. Мы проживем этот фильм. Проживем его все вместе. Ваш талант, талант вашего мужа и мои скромные способности — все это будет положено на алтарь искусства. По рукам?

— По рукам, — эхом откликнулась Горбовская.

Он поднял ее руку, прижал к губам. Она почувствовала на своей коже прикосновение мягких, полных губ. И замерла, как сомнамбула. Мгновение длилось бесконечно долго. Вера не слышала шагов по асфальтовой дорожке и вздрогнула, лишь когда в очерченном фонарем круге света возник муж, Олег Золотарев.

— Вот вы где! — излишне беспечно воскликнул Олег.

Вера инстинктивно попыталась выдернуть руку. Не тут-то было. Бояринов держал ее еще какие-то доли мгновения, внутренне упиваясь напряженным взглядом Олега, прикованным к их соединенным рукам. Лишь тогда, когда счел нужным, он отпустил женщину и повернулся к Золотареву.

— В чем дело, Олег? — холодно спросил мэтр. — Мы работаем!

— Да как-то долго… Я…

— Что значит — долго? Это кто решает, сколько нужно, вы или я?

— Вы, конечно. Просто там поедают теленка, скоро от него ничего не останется. Вот я и пришел за вами, — словно школьник перед учителем, оправдывался Олег.

— При чем здесь теленок? — поморщился Бояринов. Затем вздохнул и улыбнулся. — Впрочем, почему бы действительно не отведать теленка?

Он обнял Веру за плечи, подвел ее к мужу, другой рукой обнял Олега и повел их по дорожке к особнячку, откуда едва доносились джазовая мелодия и людские голоса.

— Дорогие мои! — торжественно произнес Бояринов. — Дорогие мои! От вас зависит будущий фильм. И вы знаете, вернее, должны знать, хоть мы никогда и не работали вместе, что для меня основополагающим является репетиционный процесс. Актеры должны выйти на съемочную площадку абсолютно подготовленными, внутренне пропитанными идеей фильма, как губка водой. А для этого я должен работать с каждым из вас. Придет и ваш черед, Олег. И с вами мы также будем проводить вместе дни и вечера. Я должен зарядить вас обоих. На съемки отведено всего три недели. У нас не будет времени на бесконечные дубли, понимаете?..

Они скрылись в темноте аллеи.

Глава 3

Неудавшийся праздник

Приемник был настроен на «Эхо Москвы». Турецкий вел машину, слушая Венедиктова, который расспрашивал министра по труду и социальной защите населения о том, как народу жить дальше. Господин министр бодрым голосом докладывал, что жизнь народная неуклонно улучшается, и, если отдельные граждане этого не понимают, это их личные неприятности. Турецкий, когда видел этого господина на экране или слышал его голос по радио, непременно представлял себе министра школьником, вечно опаздывающим на уроки и систематически не выполняющим домашние задания. Турецкий прямо-таки видел, как будущий министр, глядя правдивыми глазами в лицо училки Марии Ивановны, травил байки о слепой старушке, которую нужно было довести до поликлиники, или об автомобильной катастрофе, в которой он, будущий министр, спас всех, кого только можно спасти, включая безнадежно погибших. В руках будущий министр держал тарелку с лапшой и щедро развешивал ее на уши доброй и доверчивой Марии Ивановны. Правдивое выражение лица министра сохранилось с тех времен доныне, только в роли доверчивой Марии Ивановны выступает теперь все население страны.

Турецкий сидел за рулем собственного «пежо», поскольку перемещался по городу не в служебных, а в сугубо личных целях.