Она Лариске принесла последние две штучки, упаковка из-под них так и лежала в Ларкиной комнате, на тумбочке. Проверим?
Действительно, пустая оболочка от пары таблеток, которые Лариса приняла на глазах сестры и тетки, оказалась у нее в комнате, только не на тумбочке, а на полу, в темном и пыльном углу под кроватью. Достав ее, Данила сидел возле семейного ложа и чихал минут пять, как простывший кот. Потом, видимо, от чихания, в мозгах у него прояснилось, и Даня спросил, заинтересованно глядя на сестру:
— Ну, а где же все-таки твоя упаковка?
— Да, если ее в комнате нет, тогда… — и тут Зойка снова сорвалась с места и пулей вылетела в коридор.
"Ну, вылитая гончая…" — только поражался Даня, совершая пробег по дому вслед за кузиной, — "Добычу чует. А может, знает что-то такое? И аккуратненько подводит меня к версии, прикрывая… себя, например!" Не успел он додумать эту неприятную мысль, как вместе с Зоей оказался на кухне.
Вычищенное до блеска бывшее владение Варвары Николаевны выглядело таким печальным — словно опустевшая тронная зала, ждущая коронации нового государя. Зоя окинула помещение взглядом и кинулась… к помойному ведру.
— Йех-х! — с отвращением скривившись, пробормотал Данила, — А без рытья в помойке нельзя обойтись?
— Нет, нельзя! — отрезала Зойка, потом вдруг смилостивилась, — Ладно уж, сиди. Нашла.
— Это твоя? — быстро спросил Даня, подходя, — Ты можешь определить, твоя она или нет?
— Вроде да. У нее царапины и уголок оторван. Видимо, кто-то таблетки вытряхнул, а оболочку в ведро выкинул. Может, Лариска, когда мы с Зиной ушли? — Зоя с надеждой посмотрела на кузена.
Даня отрицательно покачал головой:
— Нет. Она бы собрала все оболочки в горсть — твои и свои, отнесла бы их к месту будущего упокоения и выпила. И все упаковочки лежали бы под кроватью, а не валялись по всему дому. Постой! — в его мозгу снова зажглась лампочка, — Упаковок было три. Зинина, из которой вы давали Ларе две "легальные" таблетки, нашлась в комнате; твоя — в ведре на кухне, неизвестно кем опустошенная; а третья где? Та, из которой Лариса якобы ничего не принимала. Как ты считаешь?
— Не знаю, — рассеянно ответила Зоя, вновь перерывая мусор, — надо поискать… здесь! Вот, вторая! В ведре лежали обе — моя и Ларкина! Только первая совсем внизу была, их специально в мусор закопали… — тут Зоя осеклась, но Даня этого в запальчивости не заметил.
— Кто-то выпотрошил их, потом сложил таблетки в ладошку и любезно угостил ими Лариску! — решил Данила, — Два вопроса: кто это был, такой галантный; и как он заставил Ларку его послушаться? — и оба хором заорали:
— Алексис!!!
Пока его друг разыгрывал следопыта, Иосиф блаженствовал на озере в Зинаидином обществе. Он уже чувствовал, как иссякает запас дозволенных удовольствий: оба они успели пару раз искупаться и позагорать, все вкусности были съедены, а разговор хромал, как опоенная лошадь. Ося понимал, что ухаживание теряет напор и яркость. Жизнь в деревне и прогулки на природе способствуют неторопливым отношениям, мыслям, словам… Желание побыстрее одержать верх, взять первый приз и сразу лететь на поиски новой победы бледнеет, из жокея превращаешься в шахматиста.
Иосиф сидел на берегу и глядел на воду — не знал, стоит ли форсировать события, да и как их форсировать? Зинаида лежала на траве, полузакрыв глаза, и улыбалась.
— Смеешься? — удивленно спросил Ося.
— Смеюсь, конечно, — ответила Зина и посмотрела на него с иронией, — У тебя очень смешное выражение лица. |