— Я ждала два года! А теперь… столько проблем… В какую школу отдать Йонаса? Где нам жить? Как я буду платить за все? Я не могу…

Он протянул руку, провел пальцами по ее темным волосам. «Даже не заметил, что я сделала прическу», — подумала она.

— Я знаю, что очень вас подвел, — проговорил он. — Я все исправлю. И для тебя, и для Йонаса. Обещаю.

Потом он поцеловал ее, приобняв за шею.

— Меня ждет Тофт с врачами. Надо идти.

— О чем ты? Йенс? Йенс!

Рабен встал, в два шага достиг двери и вышел, не оглядываясь на жену.

До процедурного кабинета в конце тюремного коридора было всего несколько десятков метров. Там находились охранник в синей форме и медбрат. Медбрат нашел фамилию Рабена в списке, поставил галочку, достал из банки две красные капсулы.

Рабен не колебался. Взял и таблетки, и предложенный пластиковый стаканчик с водой. Бросил капсулы в рот, выпил воду.

Охранник повел его обратно в камеру. Скоро надо было идти в лечебный корпус на встречу с Тофт и психиатрами. Но до назначенного часа еще оставалось немного времени.

— Можно принять душ? — спросил он.

— Для снежной королевы стараешься? Напрасно, эта штучка не про тебя — слишком шикарная.

Рабен вздохнул.

— Две минуты, — сказал охранник.

Рабен отсалютовал ему, вошел в камеру, достал сумку с умывальными принадлежностями, отправился в общий душ.

Там было пусто. Он закрыл дверь, подошел к раковине и выплюнул две капсулы, которые держал под языком, тщательно прополоскал рот водой из-под крана.

В двери не было замка. Поэтому он взял из угла швабру, подпер ею ручку, потом включил в ближайшей кабинке воду, чтобы создать какой-то правдоподобный шум, и заодно сунул голову под теплую струю.

Много месяцев назад он спрятал эти инструменты под крышкой сливного отверстия в полу, не зная еще, пригодятся ли они ему когда-нибудь и зачем. Разводной ключ и тяжелый гаечный ключ, унесенные тайком из мастерской. А еще карманный фонарик, который он взял, пока охранник смотрел в другую сторону. Все завернуто в промасленную тряпку, чтобы уберечь от сырости. Рабен опустился на колени и поднял склизкую металлическую крышку. Все было на месте и в хорошем состоянии.

Охранник постучал в дверь, крикнул:

— Рабен?

— Вы сказали — две минуты.

— Заканчивай.

Он метнулся к двери, выдернул швабру. Вовремя — охранник как раз нажимал на ручку с другой стороны. Когда дверь открылась, на пороге стоял Рабен с мокрыми волосами и сумкой с вещами — и инструментами — под мышкой. Охранник буркнул ему, чтобы он надевал куртку, а сам передал по рации, что заключенный Рабен покидает тюремный блок и направляется в психиатрию.

От одного здания до другого было недалеко, особенно если идти напрямую по газону. От одной запертой двери до другой, в тени высоких стен, вдоль электрифицированного ограждения Херстедвестера, под неусыпным взором видеокамер.

Они были так уверены в себе, в своих мерах безопасности, что обычным заключенным — и Рабен считался одним из них — разрешали совершать эту прогулку без сопровождения. Куда им бежать? Как?

— Спасибо, — сказал Рабен охраннику, выпустившему его из тюремного блока.

Дождь был холодным и колючим. Ночь — черной.

«Обычный». В Афгане его так никто не называл. Там он был командиром, человеком, прошедшим спецназовскую подготовку. Он умел быть и охотником, и одиноким волком, когда хотел.

Инструменты теперь лежали у него под курткой. Он вышел в ночь.

Будь она в любом другом месте, Лунд затолкала бы Саида Биляля в машину и отвезла в управление.