– Но вернемся к этой гадине, а то нам полагается пойти и выпить со всеми кофе. В
каком количестве шкуры ты нуждаешься?
– Мне нужен приличный кусок, – в его глазах появился блеск, – достаточный для того, чтобы ему пришлось зализывать рану, пока она не покроется
коростой. Вся беда в этой чертовской кутерьме. Мне бы не хотелось вот так просто вылететь из нее в самый первый раз, если, конечно, это не будет
из за того, о чем я сейчас толковал. Если только я не заставлю его вынудить меня.
– А разве он тебя не вынудил?
– Да, но то уже прошло. Так вот, я думал, что ты, может быть, захочешь показать что нибудь ему и мне на берегу реки. У тебя есть машина?
Я ответил, что есть.
– Тогда, после того, как мы туда доберемся, ты можешь предложить нам пройтись, как будто хочешь показать какое нибудь славное местечко. Будет
лучше, если ты на всякий случай побудешь поблизости. Тогда ты сможешь остановить меня, если я потеряю над собой контроль и слишком разойдусь.
Когда я раздражен, то слишком горячусь.
– Или я могу остановить его, если это будет необходимо.
Блеск в его глазах появился снова:
– Я полагаю, что ты не это хотел сказать. Мне бы не хотелось думать, что ты хотел сказать именно это.
Я улыбнулся ему.
– Какого черта? Откуда мне знать? Ты же не называл его. Что, если это – Мэл Фокс? Он выше тебя, и в субботу вечером я видел, как он в двадцать
три секунды одолел молодого быка. У тебя это заняло – тридцать одну.
– Мой бык был хуже, Мэл сам это признал. Во всяком случае, это не он. Это – Вейд Эйслер.
Мои брови резко переместились и самое высокое положение. Вейд Эйслер не смог бы одолеть даже молочную корову за двадцать три часа. Но он вертел
почти двадцатью тремя миллионами долларов и был тем самым, кто, в основном, субсидировал чемпионат страны по родео. Если выяснится, что один из
участников ковбоев позаимствовал кусок его шкуры, то будет настоящий взрыв. Так что неудивительно желание Кэла Бэрроу найти славное местечко на
берегу реки.
Я не только приподнял брови, но еще и скривил губы.
– Ох, – сказал я, – отложил бы ты это, по крайней мере, на неделю – пока не будут закончены состязания и распределение призов.
– Нет, сэр. Я, конечно, хотел бы отложить, но я должен это сделать. Сегодня. Я просто не знаю, как долго я смогу сдерживать себя при виде его.
Так что, это было бы большим одолжением, мистер Гудвин. Вы это сможете?
Он начинал мне нравиться. Особенно мне нравилось то, что он не утомлял меня, тыкая повсюду «Арчи». Он был ненамного моложе меня, так что дело
было не в уважении к возрасту: просто он не был болтуном.
– Чем он тебя вынудил?
– Это личное. Разве я не сказал тебе, что это уже прошло?
– Да, но и у меня все тоже может пройти. Я хочу, чтобы ты знал: я не говорю тебе, что включусь в игру, если ты мне все расскажешь, но я
наверняка в нее не включусь, если ты этого не сделаешь. Буду я играть или нет – ты можешь рассчитывать на мою сдержанность, как частный детектив
я имею опыт в хранении тайны.
Серо голубые глаза глядели на меня почти не мигая.
– Ты никому не расскажешь?
– Никому.
– И если поможешь мне, и если нет?
– Да.
– Он пригласил одну леди к себе домой вчера вечером, сказав ей, что у него будет вечеринка. Но когда она туда пришла, то оказалось, что никакой
вечеринки нет и он пытался заполучить ее. Видел царапину у него на щеке?
– Да, я заметил.
– Она не очень большая, но очень живая. А леди отделалась тем, что немного содрала кожу возле уха, когда ударилась об угол стола. |