Миссис Палтус хмыкнула — то ли презрительно, толи защищаясь — и этим завершила богословскую дискуссию. Она всегда поступала так в спорных случаях.

— Ну-ну, — вмешался Морсби. — Мы слегка отвлеклись, вы не находите? Значит, мистер Барнетт был кремирован в Голдерз-Грин? Ну, этого нам вполне достаточно. А как давно это было, мадам?

Миссис Палтус прикинула, что лет пять назад. Более того, она вспомнила, что письмо было отправлено откуда-то из-под Хертвордшира, с окончанием на «вуд». Морсби взял это на заметку и вернулся к разговору о средствах, которыми располагала мисс Барнетт.

И миссис Палтус Опять обнаружила, что она просто кладезь всяких подробностей. По ее словам, мисс Барнетт никогда не изменяла акциям, в которые вложил деньги ее отец, но, поскольку консоли падали все ниже и ниже, ей приходилось быть все более и более осторожной. Именно эта жизненно оправданная осторожность в устах злоязычных сплетников стала именоваться скупостью. Нельзя, конечно, утверждать, что мисс Барнетт жила соответственно своим средствам, но ведь никто так и не живет, если он, конечно, в здравом рассудке.

— Кроме нас, ирландцев, — самокритично добавила миссис Палтус, — но ведь каждый знает, что мы неразумны.

— И как поступала мисс Барнетт со своими сбережениями? — осведомился Морсби, оставив без комментария ирландский нрав.

— Я могу сказать, как она с ними не поступала, — энергично отреагировала миссис Палтус. — Она не доверяла их банкам. Много, много раз я говорила ей: «Аделаида, — скажу ей, бывало, — уж ты поверь мне, что…»

— Так она держала их здесь?

— И вот теперь мои предсказания сбылись! — возопила вдруг миссис Палтус. — И ее убили из-за этих денег! Я знала, я знала, что так и случится! Но никогда, никогда она не слушала, что я ей говорю! Да, она держала их здесь. Как только поступало уведомление о дивидендах, она обращала их в наличные и складывала в сундучок, который стоял под кроватью. Если ей нужны были деньги, она брала их оттуда. За все платила наличными. Иногда, если сундучок наполнялся, она покупала еще консолей или акций индийского займа, всегда только эти ценные бумаги, но это бывало нечасто. Обычно она говорила, что ей нравится смотреть на свои деньги. С ними она чувствовала себя в безопасности. Много, много раз помогала я ей пересчитывать деньги из сундучка, хотя она всегда наперед знала точную сумму, до шиллинга. Редкая голова была у нее на цифры, у бедняжки. Да, так под кроватью всегда и стоял сундучок. А теперь, я думаю, его и след простыл?

— Да нет, он еще там. Только пустой.

Роджер поднял брови. О сундучке он услышал впервые. Он даже не знал, что полиция уже искала деньги, спрятанные в квартире.

— Сколько, по-вашему, там могло быть, миссис Палтус?

— Погодите. — Она задумалась. — В последний раз мы пересчитывали их с месяц назад. Насколько я помню, тогда их было около шестисот фунтов. Почти все в фунтовых и десятишиллинговых банкнотах.

Морсби присвистнул:

— Ну, сержант, ваша правда: в мотиве нет никаких сомнений. Этого хватит, чтобы совратить любого из наших клиентов. Я только не пойму, почему у нее никто не побывал раньше.

Он задал миссис Палтус еще несколько вопросов, в основном по поводу беспокойства, доставленного соседям в прошлую ночь, но миссис Палтус решительно заявила, что не слышала ничего необычного. Она даже не заметила веревки, болтавшейся из окна мисс Барнетт, пока миссис Бойд не обратила на это ее внимание. И так уж сложилось, что как раз сегодня утром она к подруге не заходила. Мы, видите ли, при всей нашей взаимной симпатии умели держать дистанцию и друг другу не надоедали.