На голове у молодого человека была шапка сюцая, а одежда девушки выдавала в ней замужнюю хозяйку. Они держались порознь, но по взглядам, которыми они обменивались, можно было заключить, что между ними существуют какие‑то отношения. Все их поведение говорило о любовной интрижке. Когда они проходили мимо меня, девушка попыталась было взять молодого человека за руку, но тот отрицательно покачал головой.

Окинув взглядом собравшихся на веранде посетителей, я заметил полного, хорошо одетого мужчину, который, как и я, сидел один за столиком. У него было круглое, приятное лицо: по манерам я сразу определил в нем представителя местной знати. Поскольку, судя по всему, человек этот отличался болтливостью, я поспешно опустил глаза, дабы он не принял мое внимание за приглашение к знакомству. Я предпочел бы предаваться размышлениям в одиночестве, и, кроме того, я заметил в его взгляде что‑то настораживающее. Я еще подумал, что человек, добродушное лицо которого столь не соответствует его холодному, расчетливому взгляду, вполне способен на чудовищное злодеяние.

Прошло еще немного времени, и я увидел пожилого господина с длинной седой бородой, который медленно поднимался по лестнице, ведущей на веранду. Старик был одет в коричневый халат с широкими рукавами, отороченными черным бархатом, и высокую шапку из черной бязи. Хотя ничто в одежде не указывало на его чин, по всему видно было, что старик занимает высокое положение в обществе. Опершись на свой посох, он обозревал людную веранду проницательным взглядом из‑под кустистых седых бровей.

Поскольку с моей стороны было бы крайне невежливо не предложить место такому почтенному старцу, я поспешно поднялся и пригласил незнакомца за свой столик. Он принял приглашение с любезным поклоном. За чаем мы обменялись обычными в таких случаях фразами, из которых я, в частности, узнал, что моего нового знакомого зовут Ди и что он бывший правитель области, ушедший на покой.

Вскоре между нами завязалась душевная беседа. Мой гость оказался человеком высокой учености и изящного вкуса; время летело незаметно, покуда мы беседовали о прозе и поэзии, занимая свой взор созерцанием пестрой толпы гулявших по берегу пруда.

Я обратил внимание, что мой гость говорит с акцентом уроженца провинции Шаньси, поэтому, как только представилась возможность, я спросил его, не родня ли он почтенному семейству Ди из Дайюаня, столицы провинции, которая некогда, во времена династии Тан, дала свету великого Ди Жень‑чжи.

Внезапно глаза почтенного старца сердито засверкали. В гневе он принялся теребить ухоженную длинную бороду.

– Ха! – воскликнул он. – Моя семья, конечно же, в родстве с семейством Ди, из которого происходит великий судья Ди, и я горжусь тем, что числю его среди своих предков. Но в то же время родство это стало для меня причиной постоянного раздражения. Ем ли я рис в харчевне или потягиваю душистый напиток в чайном домике, мне частенько приходится слышать, как другие посетители рассказывают друг другу истории о моем достославном предке. Все, что они говорят о блестящей карьере Ди Жень‑чжи при императорском дворе, – чистая правда; кроме того, ничего не стоит проверить правдивость этих рассказов, обратившись к официальным анналам династии Тан. Совсем иные истории можно услышать о временах, когда Ди Жень‑чжи еще служил в должности уездного начальника и был известен как «судья Ди», раскрывший немало таинственных и запутанных уголовных дел. В нашей семье рассказы о судье передаются в неизмененном виде из поколения в поколение. Но досужие болтуны в чайных домиках так перевирают их и украшают своими домыслами, что почти всегда я в гневе покидаю заведение, так и не допив чай.

Закончив эту речь, почтенный старец еще раз покачал головой и сердито постучал посохом по каменному полу.

Мне доставило неописуемую радость известие о том, что мой гость действительно является потомком прославленного судьи Ди.