Ребра суденышка остались целы, а между рассохшимися досками было полно щелей. Парнов продевал в них молодые гибкие побеги и фиксировал ими кору. Когда солнце поднялось, с дырами было покончено.

Парнов отправился в лес и вскоре принес оттуда сосновой смолы, прозрачной как слеза.

Он умаялся и испачкал руки, пока ему удалось законопатить щели, мешая смолу с былинками сухой травы — вместо пакли. Теперь посудина имела шанс затонуть не сразу после отплытия, а хотя бы через полчаса.

После этого лодка была спущена на воду. Она закачалась на гладкой поверхности, едва колеблемая невысокими волнами. Вода быстро сочилась сквозь щели и собиралась на дне прозрачной лужицей.

«Буду вычерпывать консервной банкой», — решил Парнов и вновь отправился в лес, чтобы вырезать себе весло.

Он оглядел залив. Пожалуй, в спокойную погоду можно рискнуть переправиться на другой берег, сизой полоской выступавший в тумане. Час или два на воде эта посудина, может быть, продержится… А если еще для плавучести два сухих ствола подвесить к бортам…

«Доплыву! — решил Парнов. — Сдохну, а доплыву!»

Он оглянулся: чайки вились над правым берегом острова, там, где еле различимый на расстоянии небольшой мысок острым зубом врезался в море.

Там, на этом мыске, глаз едва различал какое-то смутное пятно.

«Зверь какой-нибудь», — решил он и отправился в лес. У него было очень много работы.

Лиза миновала сухое русло речки. Голову ломило от солнца и усталости. В куртке было нестерпимо жарко.

Около берега чернел в воде валун странной формы. Это была лодка.

«Ой, лодочка!» — подумала Лиза равнодушно и ткнула носком ботинка трухлявый бок.

Рядом на земле в беспорядке валялись свежие зеленоватые волокна коры, прутики, щепки, измазанные чем-то желтым и липким. Неподалеку чернело круглое пятно остывшего костра, валялись консервные банки с зазубренными краями, полные воды, чаячьи перья, остатки дров.

Лиза похолодела. Это место имело такой вид, как будто здесь кто-то был и на минутку отошел. Она в испуге выронила собранный букет и попятилась, нащупывая за поясом рукоятку пистолета.

Дрожащими руками Лиза достала пистолет и сняла предохранитель. И тут же ее глаза встретились с упорным немигающим взглядом чьих-то темных нечеловеческих глаз.

Парнов шел к берегу, волоча за собой срубленную тонкую березку, из которой планировал вырезать весло. Еще в чаще он заметил сквозь сетку деревьев что-то розовое на берегу.

«Медведь? — удивился он. — Или лиса? Крупновато для лисы».

Он бросил дерево и осторожно, чтобы не спугнуть неведомого зверя, стал пробираться вперед. В кустах густого орешника он настороженно замер. Это была девушка в яркой куртке с букетом в руках. Девушка пнула лодку, выронила букет из высохших трав и испуганно попятилась.

Она смотрела в его сторону, но чуть левее. Парнов перевел взгляд налево. В густом, уже облетевшем орешнике захрустела ветками коричневатая бесформенная туша. На девушку из кустов вышел… медведь.

Это был обыкновенный бурый мишка, подросток, разбуженный не по-осеннему теплым солнышком и, очевидно, желавший прогуляться перед долгой зимней спячкой. Он учуял запах чего-то незнакомого, теплого, живого, и этот запах заинтересовал его.

Секунду-другую продолжался поединок взглядов, потом медвежонок завозился, с шумом и треском ломая кусты, выбрался на берег.

Лиза завизжала. Прямо на нее из леса шло бурое чудовище с маленькими черными глазками.

Медведь заворчал, нюхая воздух. Лиза закрыла ладонью рот, чтобы не закричать, в дрожащей руке она держала пистолет, стараясь целиться в коричневую морду.