|
Было странно подумать, что она практически впервые встретила Гранта часов двенадцать назад. Конечно, конечно, не впервые она так внезапно увлеклась человеком, но никогда доселе столь острый антагонизм без очевидной причины не сменялся столь полным ощущением близости. В какой-то момент они искренне ненавидели друг друга, в следующий — не прошло и четверти часа — они перешептывались в святилище Митры, словно не только были знакомы много лет, но понимали друг друга с полуслова. «Я — и Барнаби Грант, — размышляла Софи. — Странно даже подумать». Что-то объяснилось бы, если бы все можно было приписать сильному отталкиванию, которое иногда предшествует столь же сильному притяжению, но тут было иное. Ничто очевидно не бросало их в объятия друг другу.
— Если мы остаемся, я, наверное, вас обниму, — сказал Грант. Софи ахнула от этого фантастического преломления ее мыслей. — В качуче, фанданго, болеро или чем-то подобном, — объяснил он. — С другой стороны — заметьте это, пожалуйста, — сварливо проговорил он, — я выбрал вас в жертвы. — Как интересно, — сказала Софи. — Я вся внимание. Гомон стих, оркестр возвратился на эстраду, негритянки вновь превратились в обнаженных белых девиц и удалились. Сладкий тенор — сплошные глаза, зубы и рыдание в голосе — вышел и запел «Санта Лючию» и другие популярные песни. Он тоже ходил по залу. Леди Брейсли подарила ему веточку мирта из вазы на столике. Затем последовал гвоздь программы — знаменитая исполнительница негритянских песен. Она была волнующе прекрасна, и, когда она запела, в «Космо» воцарилась тишина. Одна из ее песен говорила о безнадежности, горе и унижениях, и она сделала из нее подобие обвинительной речи. Софи почудилось, что под напором певицы аудитория дрогнула, ей было странно, что такие, как леди Брейсли и Кеннет, одобрительно поглядывают на негритянку и самодовольно ей аплодируют. — Это было замечательно, правда? — сказал Грант, когда певица ушла. Услышав ее, Аллейн откликнулся: — Необыкновенно. По-видимому, современная публика находит, что погоня за удовольствиями удовлетворяется лучше всего, когда у нее выбивают почву из-под ног. Как думаете? — Да разве всегда не было то же самое? — сказал Грант. — Мы обожаем, когда нам напоминают, что прогнило что-то в датском королевстве. Это помогает ощущать свою значительность. Программу завершил весьма стильный ансамбль; огни были притушены, музыканты незаметно перешли на танцевальную музыку, и Грант сказал Софи: — Хотите или не хотите — пойдемте. Они танцевали, почти без слов, но с удовольствием. Появился Джованни. Леди Брейсли танцевала с ним. Они с большим умением выделывали сложные па. Ван дер Вегели с полуулыбкой, тесно прижавшись друг к другу, качались и делали повороты на краю освещенного пятачка. Майор Суит, который ринулся приглашать Софи, но опоздал, опустился назад на стул, пил шампанское и угрюмо собеседовал с Аллейном. Аллейн быстро заключил, что майор был из тех умелых выпивох, которые, не будучи трезвы, очень долго владеют собой. — Милая девчушка — эта, — говорил майор. — Естественная. Хорошенькая. Но учтите — наглости хоть отбавляй. Глазищами так и сверлит, а? — Довольно мрачно он пробормотал: — Милая, хорошенькая, естественная девчушка — как я и говорил. — Вы собираетесь ехать дальше? — спросил Аллейн. — А вы? — вопросом на вопрос ответил майор. — Что дело, то дело. Никаких имен, — добавил он неопределенно, — никакой тебе маршировки с полной выкладкой. |
