Плейделл поднялся и принес извинения, объяснив, что опаздывает на важную встречу.

После его ухода Роджер и Энн задержались еще на несколько минут.

— Никогда еще не встречала еврея, который так бы мне нравился, — заметила Энн.

— Чистокровные евреи, вроде Плейделла, лучшие парни в мире, — отозвался Роджер. — Нация деградирует в результате смешанных браков с русскими, поляками и немцами.

— Он такой хладнокровный и сдержанный — как настоящий англичанин, — промолвила Энн. — Мне казалось, что у чистокровного еврея восточная эмоциональность должна сохраниться почти полностью.

Роджер был готов расцеловать девушку за ее слегка педантичную манеру речи, которая казалась очаровательной после обилия молодых женщин, злоупотребляющих сленгом.

— Полагаю, все дело в воспитании и дурном воздействии английских нравов, — ответил он, думая, по крайней мере, об одном случае, когда Плейделл не выглядел ни хладнокровным, ни сдержанным.

— И деньги его как будто совсем не испортили, — продолжала Энн. — Это бывает редко, не так ли?

— Весьма редко, — согласился Роджер, чувствуя абсурдную ревность к объекту этих восхвалений. В конце концов, какое он имеет право ревновать эту девушку?

Энн спохватилась, что она едва успевает заскочить на Сазерленд-авеню за чистым носовым платком и не опоздать в театр. Предложение Роджера купить ей дюжину платков за каждые четверть часа, которые она проведет здесь, было встречено с вполне заслуженной суровостью.

Роджер оплатил счет, и они вышли на улицу.

Проводив Энн до метро, так как она категорически отказалась от предложения оплатить ей такси, Роджер отправился в свой клуб выяснять теперешнее местопребывание Джералда Ньюсама. Когда он отыскал адрес в лондонском телефонном справочнике, было уже начало восьмого, и, набрав номер, Роджер услышал, что Ньюсам только что ушел и вернется поздно. Он оставил сообщение с предложением совместного ленча завтра и поехал домой обедать.

Не найдя чем заняться после обеда, Роджер подумал, что мог бы посетить Скотленд-Ярд уже сегодня. Позвонив, он застал Морсби на месте и без лишних церемоний напросился на приглашение.

К удивлению Роджера, старший инспектор приветствовал его с прежним дружелюбием. В ответ на требование информации о передвижениях трех первоначальных подозреваемых в соответствующие дни, Морсби сразу же заявил, что, хотя все рапорты еще не поступили, если судить по передвижениям, любой из троих может оказаться виновным. На время смерти Дженет Мэннерс ни у кого из них нет алиби, все трое якобы спали, когда погибла Элси Бенем (а Роджер помнил, что все они были холостяками), и по крайней мере двое не имеют убедительного алиби на время убийства Дороти Филдер; рапорт о третьем еще не был получен. Так что шансы по-прежнему оставались равными.

Тем не менее Роджер не доверял той простодушной откровенности, с которой старший инспектор поведал ему эти сведения. Он был убежден, что Морсби что-то утаивает и явно не собирается этим делиться.

Роджер стал расспрашивать о мужчинах, похожих на водопроводчика и адвоката, которые посетили Пелем-Мэншинс.

Отыскать первого не составило никакого труда. Судя по тому, как охотно Морсби сообщал подробности, Роджер понял, что полиция не придает этому человеку никакого значения. То же относилось и к старому джентльмену, напоминающему адвоката, который к тому же покинул дом минимум за полчаса до убийства. Удалось найти такси, которое он остановил на улице — шофер сообщил, что доставил пассажира на Пиккадилли-серкус; дальше этого места старого джентльмена отследить не смогли. Причина его визита все еще оставалась неизвестной — никто из жильцов ничего о нем не знал, но, вполне возможно, он приезжал к самой Дороти Филдер, которая тогда, безусловно, была еще жива.