— Очаровательно! Все хлопают в ладошки с детским весельем. Как насчет доктора Робертса?

— Я спросил насчет доктора. Похоже, они про доктора ничего не знают и смотрят на него как на постороннего. Они даже подозревают, что у него «не все дома», как они говорят. Робинсон сперва подумал, не наш ли это человек. Вы помните, ведь Маркус Баркер издал кучу памфлетов по поводу закона о стерилизации. Они сперва этот закон очень поддерживали. Ну вот, а доктор им интересуется.

— Да, конечно же, — задумчиво согласился Аллейн. — Это его область.

— Если поглядеть на некоторых сынов Страны Советов, — сказал Фокс, — они первыми и стали бы жертвой этого закона. Доктор прочитал один из этих памфлетов и отправился на митинг. Он присоединился к компании из Ленин-холла только потому, что рассчитывал на их поддержку этому закону. Робинсон говорит, что доктор все время к ним пристает, дескать, закон надо снова обсудить.

— Вот оно что. Звучит весьма правдоподобно, Фокс, и, главное, весьма соответствует характеру доктора. С его взглядами на евгенику он просто обязан поддерживать идею стерилизации. И не надо быть большевиком, чтобы понимать, что в определенной мере в ней есть смысл. Похоже на то, что Робертса судьба нам специально подкинула, чтобы затруднить нашу работу.

Фокс глубоко задумался.

— А как насчет мисс Бэнкс и малыша Гарольда? — спросил Аллейн.

— Ничего особенного. Эта Бэнкс не замолкает с момента операции, но ничего полезного пока не сказала. Можно сказать, купается в отраженных лучах славы.

— Как похоже на Бэнкс! А Сейдж?

— Робинсон о нем ничего такого не слышал. Сейдж не из выдающихся членов партии.

— Он врет насчет второй дозы, которую мисс О'Каллаган дала своему брату. Он признает, что дал ей это лекарство, но утверждает, что оно было составлено по рецепту врача и он по рассеянности не занес его в регистрационный журнал. Все это вранье. Мы можем легко отсеять правду, если найдем ее доктора, но, разумеется, Сейдж может быть просто напуган и невинен как младенец. Ну вот, к чему же мы пришли? Мы снова лицом к лицу с чистосердечным признанием сэра Джона Филлипса.

— Не таким уж чистосердечным, если хотите знать мое мнение.

— Интересно… Завтра я собираюсь провести следственный эксперимент и посмотреть всю операцию. Филлипс устраивает мне такую возможность. Как вы считаете, он — потеря для сцены?

— Вы что имеете в виду, шеф?

— Если он и есть наш преступник, то он один из самых лучших актеров, каких я когда-либо встречал. Приходите завтра в клинику, Фокс, и увидите сами. В пять часов. Мне хочется повидаться с леди О'Каллаган перед этим балаганом и, если получится, еще и с Робертсом. Я хотел бы послушать, что он думает про Ленин-холл. А теперь я собираюсь пойти на ленч. Au revoir, Фокс.

— Повторите это, пожалуйста, еще раз, сэр.

— Au revoir.

— Au revoir, monsieur, — старательно выговорил Фокс.

— В ближайшее же время приду послушаю ваши пластинки. Как-нибудь вечерком, если можно.

Фокс залился кирпично-красным румянцем от удовольствия.

— Это очень мило с вашей стороны, — сказал он сдержанно и вышел.

Аллейн позвонил в дом на Кэтрин-стрит и узнал, что леди О'Каллаган будет рада принять его завтра без десяти три. Он провел полчаса, изучая дело. Пришли рапорты об анализах раствора гиосцина в пузырьке и таблеток Филлипса. В обоих случаях была обнаружена обычная концентрация гиосцина в препарате. Он послал на анализ «Фульвитавольтс» и кусочек обертки от второго лекарства Рут О'Каллаган. Было возможно, хотя и очень маловероятно, что лекарство могло попасть на обертку.