Изменить размер шрифта - +
Обнаженная хромированная фигурка, страдающая стеатопигией, наклонялась вперед под опасным углом на крышке радиатора. Машина доехала до пересечения Вудсток-роуд и Банбери-роуд, резко свернула налево и въехала на частную дорогу, ведущую к колледжу Сент-Кристоферс – святого Христофора, покровителя путешествующих (для непосвященных следует сообщить, что Сент-Кристоферс расположен в непосредственной близости от Сент-Джонс). Затем она въехала в кованые железные ворота и на скорости около сорока миль в час покатила по подъездной аллее, вымощенной гравием и окаймленной лужайками и кустами рододендронов, которая оканчивалась чем-то вроде неопределенной петли, в которой было совершенно невозможно повернуть машину. Было очевидно, что водитель не мог управлять машиной должным образом. Он отчаянно сражался с рычагами. Машина направилась прямо к окну, сидя у которого президент колледжа, худощавый, сдержанный мужчина с мягкими манерами эпикурейца, принимал солнечные ванны. Осознав опасность, он с панической поспешностью ретировался. Но машина миновала стену его покоев и промчалась до конца подъездной аллеи, где водитель, до предела вывернув руль и повредив край травяного газона, наконец справился с управлением, заставив машину повернуть. К этому моменту, казалось, уже ничто не могло остановить его стремительное движение задним ходом по пути, которым он приехал, но, к несчастью, поворачивая вправо, он крутанул руль слишком сильно, и машина прогрохотала через полоску газона, зарывшись носом в куст рододендрона, чихнула, заглохла и встала.

Водитель вышел и уставился на нее весьма сурово. Пока он ее так разглядывал, машина оглушительно выпустила выхлопные газы – это был хлопок, какого человечество еще не слышало. Нахмурившись, водитель взял молоток с заднего сиденья, открыл капот и ударил по чему-то внутри. Закрыв капот, он опять сел в машину. Мотор завелся, машина рванула и понеслась задним ходом в сторону покоев президента. Президент, который успел вернуться к окну и наблюдал за этой сценой как завороженный, в конце концов в ужасе ретировался не менее поспешно, чем в прошлый раз. Водитель кинул взгляд через плечо и обнаружил, что в непосредственной близости от него, как лайнер над моторной лодкой, воздвиглись президентские покои. Без всякого колебания он переключил передачу и поехал вперед. Машина с ужасным взвизгом содрогнулась, как больной болотной лихорадкой, и остановилась. Через некоторое время вновь раздался ее ничем не объяснимый прощальный выхлоп. Водитель с достоинством нажал на тормоз и вышел, взяв портфель с заднего сиденья.

В наступившей тишине президент снова подошел к окну. На этот раз он распахнул его.

– Мой дорогой Фен, – сказал он укоризненно, – рад, что вы оставили нам от колледжа хоть что-то. Я боялся, что вы вот-вот разрушите его до основания.

– О? Неужели? – ответил водитель. Он говорил весело и немного в нос. – Вам не стоило волноваться, мистер президент. У меня все под контролем. Что-то с мотором, вот и все. Не могу понять, почему она остановилась с таким шумом. Я сделал все, что от меня зависело.

– И, мне кажется, не было ни малейшей необходимости въезжать на машине на территорию колледжа, – придирчиво заметил президент и захлопнул окно, но без особого раздражения. Эксцентричные выходки Джервейса Фена, профессора английского языка и литературы и преподавателя Сент-Кристоферса, контрастировали с общепринятым поведением университетских преподавателей. Но его коллеги воспринимали их довольно добродушно, зная, что опрометчивые суждения о Фене по первому впечатлению зачастую оборачивались не в пользу осуждающего.

Фен энергично, большими шагами пересек лужайку, прошел в калитку в стене из необожженного кирпича, возле которой в это время года цвели персиковые деревья, и вошел в главный сад колледжа. Это был высокий, долговязый мужчина около сорока лет с худым, веселым и румяным, чисто выбритым лицом.

Быстрый переход