Мисс Феррис к спорту относилась положительно, но девочка вела себя вызывающе, демонстративно не выполняла домашние задания и в классе ничего не делала. В общем, терпению учительницы пришел конец, и в тот роковой вторник, день репетиции «Микадо» в костюмах, она оставила бездельницу после уроков.

В любой другой день это бы не имело большого значения, но как раз во вторник у школьной баскетбольной команды был ответственный матч, а тут, как назло, центральная нападающая сломала руку, и тренер, мисс Камден, собиралась заменить ее этой самой девочкой. Она вполне годилась.

Мисс Феррис ничего этого не знала, а когда узнала, то неожиданно заупрямилась и отменять решение отказалась. Девочка всплакнула, принялась просить прощения, но мисс Феррис не уступала, сознавая при этом, что поставила себя в неловкое положение.

Как только прозвенел звонок, девочка побежала к мисс Камден сказать, что играть сегодня не сможет.

— Почему? — спросила тренер.

— Потому что мисс Феррис оставила меня после уроков до пяти.

Мисс Камден махнула рукой.

— Чепуха. Я с ней поговорю. А ты будь у ворот школы в половине четвертого.

Девочка вернулась, затем начался урок географии, и она пустила по классу записку: «Эта зануда Феррис вздумала меня наказать. Ничего у нее не получилось. Я все равно буду играть».

Но она не играла. Мисс Феррис уперлась и с настойчивостью, удивлявшей ее самое, отказывалась отпускать ученицу. Дело дошло до директора. А мистер Клиффордсон придерживался старомодных взглядов. Успехи школьных команд в разных там чемпионатах его мало волновали. Приоритет всех прочих предметов, особенно английского языка, перед физкультурой и спортом для директора был непререкаем. Поэтому он принял сторону мисс Феррис и послал за школьницей Картнелл. Посмотрев ее тетрадь по арифметике, директор отчитал девицу как следует и приказал до пяти выполнить все несделанные задания.

Мисс Камден ничего не оставалось, как подчиниться. Ее команда проиграла со счетом семь — двенадцать, так что шансов пробиться в финал не осталось никаких. Не стоит и говорить, в каком состоянии она пребывала. Это была самолюбивая, ограниченная молодая женщина, жившая успехами своих подопечных и мечтавшая изменить точку зрения директора на спорт. Для нее поражение команды было равносильно трагедии.

А бедная мисс Феррис, расстроенная ссорой, со взвинченными нервами, невыспавшаяся, вдобавок ко всему еще и страдавшая желудком, который до сих пор был не в порядке, в пять отправилась домой пить чай и вернулась в половине седьмого на репетицию в костюмах. Там ее ждали новые неприятности.

Началось того, что Харствуд — он тоже сильно нервничал — первую арию исполнил фальшиво, а вторую и вовсе запорол. Мойра Маллей настолько переволновалась, что играла из рук вон плохо. Не отставала от них и мисс Феррис. Ее выход в конце первого акта оказался полным провалом. Алкеста Бойл была в отчаянии, работавший суфлером мистер Браунинг возмущался, что актеры не слушают его подсказок и путают слова. Дирижер Фредерик Хэмстед посмеивался. Бедная мисс Феррис чуть не плакала, а Мойра рыдала в голос. В перерыве мисс Клиффордсон была холодна с несчастным Харствудом и еще холоднее в конце репетиции, до предела усугубив его страдания. Директор всех успокаивал. Уверял, что на премьере все будет прекрасно. Никто ему не верил. Прогон закончился в девять тридцать, но Алкеста Бойл настаивала, чтобы снова пройти первый акт.

— Мисс Феррис, пожалуйста, послушайте меня. — Ласково улыбаясь, она взяла руку поникшей Катиши. В гриме, который миссис Беротти, бывшая актриса-профессионалка, щедро наложила на ее простоватое, но не такое уж неприятное лицо, та выглядела ужасно. — Свою первую реплику, когда вы только появляетесь на сцене, постарайтесь произнести с нажимом.