— Вот вы уже и стали «новым двором»! У Филемона и Бавкиды… Скорее, жена могильщика.

Николя не понял намека.

— Могильщика?

— Увы, друг мой, близкий, насколько это возможно, к парламенту и его жирным котам, я всегда безоговорочно поддерживал права и прерогативы короны, выступая против незаконного захвата власти сим организмом, подтолкнувшим нас, помимо прочего, к изгнанию отцов-иезуитов, о последствиях коего я вам уже говорил. Так вот, 12 ноября сего года, в день святого Рене, день вполне подходящий…

— Графа де Морепа зовут Рене.

— Совершенно верно! В этот день король, председательствовавший на ложе правосудия, утвердил возвращение парламентов и принял постановление о смерти реформы Мопу.

— Если как следует подумать, то это ошибка.

— Без сомнения, ошибка. Или, скорее, заблуждение. В умах людей формируется сомнительное представление о том, что парламент является той силой, которую нельзя уничтожить, ибо его всегда восстанавливают. Весь Париж повторяет комментарий канцлера Мопу. «Я выиграл для короля процесс, длившийся сто пятьдесят лет. Если король хочет заново его проиграть — это его право».

— Сейчас я, наконец, понял, что хотел сказать посол Англии, — проговорил Николя, — Господин Ленуар, с которым у нас установились искренние и доверительные отношения, попросил меня перевести ему отрывок из перехваченной депеши лорда Стормонта.

— И о чем же сия депеша?

— Если говорить коротко, англичанин пишет, что молодой король полагает, что, восстановив парламент и водворившись в нем, его власть значительно укрепилась. Завершалась депеша Стормонта ужасной фразой: «Совершенно очевидно, он будет разочарован концом своего царствования».

— Да дозволит мне небо не увидеть этого! Уверен, покойный король никогда бы не уступил парламентам.

— Возвращаясь к нашему делу, — начал Николя, — хочу сказать, что юная девица из Брюсселя вернулась домой: мать немедленно приехала и забрала ее. Они уехали, заплаканные, увозя останки их сестры и дочери. Вы помните, какую роль сыграл труп той девушки.

— Да, все было обустроено исключительно искусно. А что Шамбона?

— Маркиз вербует приверженцев, самых разных.

— А таинственные создания, загадочно появившиеся в Трианоне и не менее загадочно исчезнувшие?

— Их видели дважды, и каждый раз в совершенно немыслимых нарядах. Их видят, но никто не может объяснить их появление. Когда в последний раз подняли тревогу, королевские гвардейцы и служители окружили сады Трианона и принялись их прочесывать, дабы загнать незнакомок в ловушку. Но ничего! Никого! Из-за этих неизвестных моя прозорливость поставлена под сомнение. Королева мило подсмеивается надо мной. Но что я могу?

Они немного помолчали. В камине с громким шелестом рассыпалось на угольки полено.

— А как поживает ваш сын?

— О, он настоящий бретонец, прекрасно приспособленный к трудностям. Избежав суровых издевательств, которым обычно подвергают новичков, он заставил считаться с собой, хотя мне кажется, что получить и поставить пару синяков ему все-таки пришлось.

— Похоже, он будет столь же неотразим, как и его отец.

— И его дед! В своем последнем письме он просит меня еще раз поблагодарить вас за презентованные ему коробочки с айвовым мармеладом.