— Молодость, дело понятное. Я вот тоже, было дело… — начал Нистур, но Станбог жестом остановил его.

— Не нужно излишних сокрушении по этому поводу и параллелей с другими юношескими ошибками. Это не идет ни в какое сравнение.

— Извини, я не хотел оскорбить тебя.

— Спасибо тебе за сочувствие. Оскорбления никакого не было. Просто не нужно лишних слов, чтобы выразить чувства. Я тебя понял. Так вот, я выполнил весь ритуал шаг за шагом и произнес слово за словом все заклинание, ожидая, что вот-вот великие силы откроются и подчинятся мне.

— И что тогда? — негромко спросил Нистур.

— Тогда… Тогда я услышал стоны ужаса и замкнулся в одиночестве вокруг себя. Оказалось, что я не вознесся к духам высших энергий, как ожидал. Нет, я остался все в том же своем жилище. Сначала ничто не предвещало надвигающейся катастрофы. Лишь свечи и лампы в комнате закоптили и потускнели. Затем затрещали камни и балки над моей головой, и на меня посыпался мелкий песок.

Понимая, что мое жилище вот-вот обрушится, я бросился к шкафу и успел собрать малую часть моих инструментов и книг в большой мешок. Многое из того, что ты видишь в этом доме, я спас тогда. Я едва успел выскочить из своего жилища, как оно рухнуло за моей спиной. Но я даже не смог обернуться, чтобы посмотреть на развалины своего дома, — такое страшное зрелище открылось моим глазам с порога.

Насколько хватало глаз, всюду рушились дома, мосты, сараи, мельницы и изгороди. Листья сорвались с деревьев и неслись по ветру. Урожай в полях полег.

Успевшие выскочить из зданий люди рыдали. Из-под руин доносились душераздирающие стоны. Домашний скот и дикие звери обезумели. Трава пожухла, реки и колодцы на глазах пересыхали.

Станбог перевел дыхание, отхлебнул из кружки, а затем продолжил:

— Целый день я брел, взирая на этот безумный ландшафт. Все, созданное человеческим трудом, обратилось в прах. Погибло и все живое, кроме самих людей.

И когда люди увидели меня, они все поняли. Они и раньше недолюбливали и побаивались меня лично, но моя магия не внушала им ужаса. Завидев меня, все еще в ритуальных одеждах и с мешком колдовских принадлежностей за спиной, они забрасывали меня камнями и убегали. Не будь они столь потрясены тем, что случилось, меня разорвали бы на куски.

Когда я добрался до непострадавших земель, я сразу же обратился к колдунам, моля их помочь мне ликвидировать последствия той катастрофы. Но все они, даже добрейшие из них, лишь смеялись надо мной. Для колдуна наказание за отступничество и нарушение иерархии неотвратимо и необратимо. Я протестовал, доказывая, что жившие по соседству со мной люди невиновны и не должны страдать из-за моей глупости. Колдуны были безжалостны. Справедливость — из мира обычных людей, говорили они мне. Она придумана людьми и касается только их отношений, нарушают они ее или добиваются. Но она никакого отношения не имеет к колдунам, которые следуют другим законам и правилам. Я, дерзкий молодой волшебник, разумеется, должен был это понимать. Я проклинал себя, мучился, запретил себе навеки и думать о колдовстве. Единственное, что позволил я себе со временем, после долгих лет отшельничества и поста, это стать лекарем, который лишь время от времени произносит какой-нибудь невинный заговор над чашей с лекарством, чтобы оно скорее выбило хворь из больного.

Нистуру показалось, что еле заметная нотка гордости мелькнула в последних словах Станбога.

— Ты слишком суров к себе, старик. Мне кажется, что долгие годы аскезы и верного служения людям заработали тебе если не прощение, то хотя бы какой-то покой.

Станбог покачал головой:

— Для этого мало одной жалкой жизни.

— Откуда ты родом?

— Этого я никому не открою.