– Что с ними станет? – спросил Скай.

– Будем искать родственников, – пожал плечами Данн. – Кого опознают, тех можно будет упокоить. Сейчас, если Рисс решит объявить, что убийца установлен и мертв, дело перестанет быть секретным, можно будет привлекать общественность.

– А как же старые картины? Их ведь могут и не опознать, – спросил Ник.

– Не знаю, – вздохнул дознаватель. – Это будет решать начальство. И мое, и ваше. По мне – так лучше бы просто отпустить их всем скопом. Как-то это неправильно – продлевать их страдание, по сути, ради нашего любопытства. Ни у кого из старых призраков уже не осталось тех, кто лично мог их помнить и искать, что страшного в том, что мы не выясним их имена? Но начальство может решить иначе. Запечатывать призраков в предметы все еще не запрещено.

– Почему? – поинтересовался Ник.

– С этим вышла обычная дурацкая история, – объяснил Данн. – Запечатывание как техника появилось раньше, чем Изгнание. То есть для того, чтобы призрака упокоить, нужно сперва освободить его от связи с местом или человеком, к которому он привязался сам. Ну там, место смерти или любимая девушка…

– Знаю, – прервал Ник.

С призраками и их привычками у травника была долгая история отношений.

– При запечатывании в предмет связь со всем остальным рвется сама, и призрак перестает досаждать живым. Отлично же, правда? – невесело усмехнулся Данн, косясь на картины, будто его слова могли кого-то там обидеть. – До гуманности по отношению к немертвым волшебники дошли совсем недавно, от запечатывания повсеместно отказались, как только додумались до правильного способа окончательно упокоить привидение. Из чисто практических соображений: из предмета призрак может вырваться или быть выпущен. И тогда он, озверев в заточении, становится напрочь безумен и очень злобен.

– Так и почему же такую плохую для всех штуку не запретили? – переспросил Ник.

– Потому, что любые поправки в Кодекс – это долгие-долгие споры бородатых старцев, – пояснил Скай. – И затевать их ради и так не применяющейся техники никому не захотелось. У нас в Кодексе и прямого запрета на каннибализм нет, между прочим. Потому что убийство и так запрещено, а жрать покойника, умершего своей смертью, вменяемому человеку в голову не придет.

– А невменяемому? – передернулся Ник.

– А невменяемого в любом случае надо изолировать от общества и лечить, – ответил Данн. – Так что все предусмотрено.

– Не все, – хмуро сказал Ник. – Как же всякие там, хм… особые обстоятельства? Когда кто-то вынужден?

– В том-то и дело, – вздохнул Данн, – что если кто-то был вынужден жрать человечину, чтобы выжить, то он и сам потом из-за этого страдает. За что его еще и наказывать? Давайте-ка делать то, зачем мы сюда пришли, и убираться, а то мне тут не по себе.

– Слушай, а у тебя магвизора нет? – вспомнил Скай. – Интересно все-таки рассмотреть, что там, под слоями краски на первой картине?

– Сейчас принесу! – Данн обрадовался поводу хоть ненадолго покинуть мрачное помещение.

Скай прошел мимо ряда безымянных призраков к Джустине.

– Скоро это закончится, – пообещал он вслух, хоть и не был уверен, что призрак еще может его понимать.

Рядом появился Пит. Скай подумал, что многоопытный агент сейчас поднимет его на смех за разговоры с лишенной разума душой или отчитает за слишком личное отношение к жертве. Или что-нибудь еще.