«Лендровер» остановился в метре от «шевроле», и Забродов легко выпрыгнул на снег. Куртки на нем не было, поверх рукава камуфляжной униформы белел уже пропитавшийся кровью бинт. Слепой поднял револьвер, но Забродов показал пустые руки, и Глеб уронил «магнум» в снег.

Они не разговаривали: слова были лишними, потому что все было сказано. Оставалось поставить точку в конце истории, и поэтому они неторопливо двинулись навстречу друг другу. Глеб заметил, что Забродов неуверенно двигает раненой рукой, но это была ерунда – Слепой слишком хорошо знал своего бывшего инструктора, чтобы обольщаться по поводу подобных мелочей. Он сосредоточился в ожидании атаки, теперь это могло произойти в любой момент.

Напряжение росло. Забродов сделал обманное движение, и Слепой стремительно прыгнул вперед.

Забродов блокировал удар, нанес ответный, который тоже был парирован, уклонился от захвата, сделал подсечку, и оба спутанным клубком рухнули под откос с края насыпи, по которой проходило в этом месте шоссе.

Вывалявшись в мокром снегу, они скатились с откоса на проходившую под насыпью проселочную дорогу. Снег слепил, мешая наблюдать за противником, и Слепой не успел увернуться от удара обутой в тяжелый армейский ботинок ноги. Он лишь слегка уклонился, и направленный в солнечное сплетение удар пришелся ему по ребрам. Он поймал себя на том, что старается бить с правой, чтобы Забродову приходилось защищаться раненой рукой. Это был не самый джентльменский ход, но в бою не принято расшаркиваться и просить прощения – этому когда-то научил его сам Забродов. Потом, когда бой будет позади, можно помочь противнику подняться, но, пока тот стоит на ногах, твоя задача заключается в том, чтобы свалить его любым способом, невзирая на то, выше или ниже пояса приходятся твои удары. Забродов явно ослаб от потери крови, и Глеб безжалостно молотил его, напирая и не давая опомниться, блокируя редкие ответные удары и отвечая на них целыми сериями стремительных выпадов. У Забродова уже была рассечена нижняя губа, и кровь с нее обильно капала на пятнистую куртку. Строго говоря, его оставалось лишь слегка дожать – он шатался и дышал с присвистом, а его левая рука почти не действовала.

Он вдруг открылся, видимо, наполовину утратив связь с реальностью, и Слепой ударил изо всех сил – так, чтобы убить одним ударом, как учил его когда-то инструктор по кличке Ас, но удар непостижимым образом прошел мимо, а в грудной клетке Глеба вдруг взорвался мегатонный заряд боли, и немедленно другая бомба с треском лопнула в левой голени. Задыхаясь и почти ничего не видя из-за мельтешащих перед глазами цветных пятен, он отскочил на шаг и избежал очередного удара, который мог стать последним. В глазах у него прояснилось, и он увидел, что Забродов как ни в чем ни бывало стоит в боевой стойке, слегка пригнувшись и выставив перед собой готовые нанести удар руки. Его одышку как рукой сняло, ноги больше не подкашивались, а окровавленный рот улыбался Сиверову мокрой красной улыбкой вампира.

Оправившись от боли и удивления, Слепой снова осторожно приблизился к неподвижно стоявшему противнику. Грязная штука, проделанная Забродовым, взбесила Глеба, хотя он знал, что именно этого и добивался его противник. Теперь Сиверов сменил тактику, перейдя к тому, с чего следовало начинать: пригнувшись и совершая отвлекающие движения руками, он закружил вокруг Забродова на полусогнутых ногах, время от времени совершая короткие выпады, не имевшие завершения. Противники выжидали, выманивая друг друга на себя, предлагая взять инициативу в свои руки, дразня и запугивая. Глеб из последних сил боролся с собой: мозг его постепенно тонул в красной волне настоящей ненависти, медленно погружался в пучину боевого безумия, подстрекая тело торопиться и довести дело до конца одной решительной атакой.