– Ты Володя, – с укоризной сказал он, – сегодня наговорил здесь семь верст и все до небес. Ну, да бог тебя простит. У тебя сегодня знаменательный день. Сын родился. Мы все тебя поздравляем.

Однако водитель и не думал останавливаться. Он отвел в сторону успокаивающую его руку хозяйки дома и ткнул пальцем в Мясоедова.

– Хоть у меня нет алиби, и вы все думаете на меня, я ответственно заявляю, что это не я убрал Романа, а ты Костик заказал его, и не только его, но и Каймана. Оба они на твоей совести, и ни финти мне, не крути хвостом, не уводи разговор в сторону. А решил ты это сделать, когда шило из мешка вылезло. Ты думал, что будешь по тихому грабить свою же фирму и никто об этом знать не будет? Нет, дорогой. Заложили тебя строители. С потрохами заложили. И хоть ты им отдал втихаря двухмесячную невыплаченную зарплату, они факс нам прислали, где описали все твои проделки Все тайное дорогой, когда-нибудь становится явным.

Костя Мясоедов набычившись, молчал. А водителя несло.

– Десять процентов маржи. Десять процентов прибавочной стоимости. Десять процентов сливочного масла и черной икры себе на бутерброд. И все это из денег фирмы. Неплохо ты, однако, устроился. Интересно, когда ты оставлял Эдит Роману и уходил к своей Зоиньке, с него ты тоже получал мзду, свои десять процентов?

– Стоп! Стоп! Стоп! – остановила водителя Эдит. – Ты можешь толком объяснить, о каких десяти процентах идет речь?

– Почему не могу? Могу! Наш Костик дорогой, который был акционером, учредителем, и одновременно заместителем генерального директора, практически со всех сделок, что совершались в фирме, имел свою долю – десять процентов. Канцелярские товары покупал, договаривался с продавцом, что тот ему отстегнет десять процентов наличными. Строители работали, эти с опроцентованных сумм за выполненные работы, тоже должны были ему отдать в конверте десять процентов. Раньше сотрудники фирмы сидели не в собственном помещении, а на договоре аренды, он и тут имел свою долю. Знаете, как его контрагенты за глаза называли?

– Как?

– Костя – десять процентов! Кличка у него такая была. А когда Каймана назначили коммерческим директором, тот сел на договора и раскрутил эту тайну полишинеля. И доложил естественно генеральному директору. Что нашему Костику оставалось делать в этой ситуации? Могут ведь остальные пайщики предложить вернуть незаконно экспроприированное. Он думал, что знают об этом только два человека, генеральный директор и Кайман, коммерческий директор. Не показала ему секретарша факс. Вот этот умник, я думаю, и заказал не только Романа, но и Каймана. Где теперь они оба? Нету их! А давайте его спросим, что он может сказать в свое оправдание?

Взгляды сидящих в зале непроизвольно обратились на Константина Мясоедова. Тот не думал теряться и сам перешел в наступление.

– То же мне, Пинкертон, криминал нашел. Это обычная практика на постсоветском пространстве. Везде, сверху и донизу, с утра и до вечера пилят бюджеты. Десять процентов стандартная ставка. Ты мог бы мне претензии предъявить, если бы я с них пятнадцать процентов потребовал. А я в пределах неписаной нормы. Чудик, ты что сегодня родился? Это же обычный откат. Или ты хочешь что б я назвал его газетным, официальным языком. Пожалуйста, могу и официальным. На официальном языке это звучит не как откат, а как коррупция. Только, ты уважаемый, новоиспеченный папаша, должен знать, что эта коррупция слишком старая дама, старуха, ей уже тысячи лет, и присутствует она во всех странах. У этой старухи свои «правила игры», свои легитимные законы, свои традиции, своя общественная мораль, и свои вековые традиции. И тот, кто играет не по ее правилам, бывает жестоко наказан. Если бы я не брал эти десять процентов, надо мною бы наши клиенты смеялись. С какой луны мол он свалился? А так я поддерживал честь нашей фирмы.