Быть может, это было лишь выражением ее собственного подсознательного стремления к гибели, к окончательному решению вопроса. Ведь разве не бывало у нее по временам мрачного предчувствия, что Джордж в конце концов ее убьет?
— Теперь, когда я убил свою жену, я стал еще более популярен, — сказал Джордж.
— Не смешно.
— Ну, по крайней мере, честно попытался. Ничего, может, в следующий раз больше повезет.
— Не надо так говорить про Стеллу, — сказала Диана.
Ее усилия по спасению Джорджа теперь сводились к таким вот нравоучительным замечаниям, беспомощно намекающим на некое пособничество и превосходство. Кто она такая, чтобы наставлять Джорджа, как себя вести, или позволять себе восклицания типа «бедная Стелла»? Иногда ей казалось, что Джордж специально провоцирует ее на такие упреки, чтобы тут же сокрушить их яростным сарказмом.
— Я надеялся, что она утонет, но, увы, не судьба.
— Не говори глупостей.
— Я получил еще несколько сочувственных писем от женщин. Пристукнешь жену — и женщины шлют тебе сочувственные письма. Почитать?
— Нет.
— Дорогой Джордж Маккефри, я должна выразить вам сочувствие, я много думала о вас и чувствую, что хорошо вас знаю. Люди такие недобрые, они даже не пытаются понять. Я знаю, что вы одинокий, несчастный человек, и уверена, что смогу…
— Ну перестань!
— …Пожалуйста, не стесняйтесь, звоните, мой телефон…
— Замолчи, это ужасно!
— Почему ужасно? Она желает мне добра.
— Добра?!
— А вдруг доброе слово и вправду поможет. Может, мы слишком мало говорим добрых слов.
— Ты же презираешь доброту.
— Тебе очень хочется так думать.
— Я не имела в виду…
— Одинокие женщины, сидящие в пустых комнатах. Нет чтоб их пожалеть.
— Я тоже одинокая женщина, сидящая в пустой комнате. Я лучше себя пожалею.
— Я думаю позвонить ей.
— Вперед, вот телефон.
— Боже, благослови женщин, они никогда никого не списывают со счетов. Мужчины судят, женщины — нет. Что бы мы без них делали? О, этот женский мирок тишины и всепрощения, куда мы возвращаемся, израненные в битвах. Вы успокаиваете и оживляете наши представления о самих себе.
— А как насчет наших представлений о самих себе?
— Нет у вас никаких представлений. Одни иллюзии.
— Ты думаешь, что женщины…
— Хватит, у женщин очень скучные проблемы, даже для самих женщин скучные.
— Когда ты получаешь эти письма…
— К черту письма. Я тебе точно скажу, что быть местной âme damnée совсем не весело. Детка, что с тобой? Ты сегодня какая-то дерганая.
— Дерганая! Господи!
Диане хотелось заплакать, но она знала, что Джордж терпеть не может слез. Она сжалась в черный шарик, словно потревоженный паук, и подобрала под себя ноги в черных чулках, ощупывая руками шипастое металлическое ожерелье, которое они в шутку звали «рабским ошейником».
— Когда Стелла возвращается домой?
— Бззз-бззз. Хикори-дикори-док! — Надо полагать, она возвращается?
— Ты мечтаешь, что когда-нибудь она не вернется. В один прекрасный день она решит, что с нее хватит, и уйдет. Но этот день никогда не наступит. Стелла от меня никогда не уйдет. Она будет цепляться за меня стальными коготками своей любви, пока кто-нибудь из нас двоих не погибнет лютой смертью.
— Лютой смертью?
— Любая смерть люта.
— Я уж перестала ждать, что Стелла от тебя уйдет. |