- Говорите, - прервал его Павел, - кто они? Я хочу знать, кто эти три лица!
- Ваше величество, - ответил Пален, склонив голову, - я не дерзаю произнести эти священные имена.
- Я жду! - глухо проговорил Павел, бросив взгляд на потайную дверь, ведшую в апартаменты государыни. - Вы намекаете на императрицу, цесаревича Александра и великого князя Константина?
- Закон не должен знать тех, кого он не может коснуться.
- Закон коснется всех, сударь, и вина, чья бы она ни была, будет наказана! Пален, сию минуту приказываю вам арестовать обоих великих князей и отослать их завтра же в Шлиссельбург. Что касается императрицы, то о ней я распоряжусь сам. Расправиться с остальными заговорщиками - это ваше дело.
- Слушаю, ваше величество, - отвечал Пален, - но попрошу дать мне письменный приказ. Как бы ни было высоко положение виновных, я исполню ваш приказ.
- Ты единственный верный слуга мой! - вскричал император. - Охраняй меня, ибо я вижу, что все желают моей погибели, и у меня нет никого, кроме тебя.
С этими словами Павел подписал приказ об аресте обоих великих князей я передал его Палену.
Именно этого и добивался ловкий заговорщик. Имея в руках приказ императора, он тотчас же отправился к Платону Зубову, где, как он знал, собрались вес заговорщики.
- Все раскрыто, - сказал он, входя, - вот приказ об аресте великих князей. Нельзя терять ни минуты. Сегодня ночью я еще санкт-петербургский губернатор, а завтра, быть может, окажусь в тюрьме. Надо действовать немедленно.
Действительно, медлить было нельзя, ибо промедление грозило эшафотом или по меньшей мере Сибирью. Заговорщики сговорились сойтись той же ночью у полковника Преображенского полка князя Голицына. Ввиду своей малочисленности, они решили привлечь к себе всех недовольных, арестованных накануне.
Обстоятельства благоприятствовали им, ибо как раз подверглись аресту человек тридцать офицеров из знатных петербургских фамилий, причем некоторые из них были разжалованы, заключены в тюрьму или приговорены к ссылке за проступки, едва заслуживавшие обычного выговора. Граф Пален распорядился, чтобы вблизи тюрем, где содержались эти заключенные, стояло наготове несколько саней. Затем, видя, что заговорщики преисполнены решимости, он поспешил к цесаревичу Александру.
Александр только что встретился с отцом в коридоре дворца и по своему обыкновению хотел подойти к нему, но Павел махнул рукой и велел ему оставаться в своих покоях впредь до нового распоряжения.
Пален нашел Александра весьма обеспокоенным строгостью отца, причины которой он не знал.
Увидя Палена, цесаревич спросил, не явился ли он по приказанию отца.
- Увы, - отвечал Пален, - государь дал мне ужасный приказ.
- Какой? - спросил Александр.
- Арестовать ваше высочество.
- Меня?! - вскричал Александр. - За что?
- Ваше высочестве, изволите знать, что, к несчастью, кара подчас настигает у нас ни в чем не повинного человека.
- Государь, - сказал Александр, - может вдвойне распоряжаться моей судьбой: как император и как отец. Я готов повиноваться его воле.
Граф показал Александру приказ об аресте, и тот молча стал читать его, но, увидев имя Константина, воскликнул:
- Как, и брата тоже?! Я полагал, что приказ касается одного меня!
Когда же Пален сказал, что подобная же участь ожидает императрицу, Александр схватился за голову. |