Потом пришло успокоение. Солнце стало обычным, не обязательно было бежать сломя голову в ущелье, чтоб увидеть его. Оно принесло с собой новые заботы. Женщины шили одежду и обувь, готовили инвентарь, мужчины охотились на диких оленей и песцов, ходили с сетями на куропаток. Надер Тагу принес новость с охоты: стадо диких двигалось из леса в тундру — началась перекочевка дикого оленя на север. Селифон объяснил Оле, что скоро и им сниматься, приближается «тениптиди» — месяц черных деревьев, когда ветви освобождаются от снега: день идет на север, нужно спешить за ним, пока не настала жара. Оля удивилась: трещал пятидесятиградусный мороз, а если поднимался маленький ветер, погода становилась непереносимой, — вот уж не время говорить о жаре.

Олю пригласили в правление колхоза на важное совещание. Это было первое хозяйственное собрание, на котором она присутствовала. Оля приоделась ради такого случая. Собрание проходило у Тоги. Обширный чум был битком набит, пришли все колхозники. Оля принесла с собой карту из учебника географии, на ней было видно озеро Таймыр, реки Пясина, Дудыпта, Хета и Хатанга с притоками, желтое пятно на белом фоне означало возвышенность Бырранга — при небольшом воображении можно было представить примерный маршрут кочевий. Оля аккуратно поставила на карте кружок с точкой, кружок был такой же, как тот, что означал Москву, только побольше Москвы, — их стойбище. Она вздохнула, вглядываясь в этот кружок: далеко ее занесла нелегкая, чуть ли не на семьдесят третью параллель. Севернее не было никаких селений, да и юг не радовал, ближе тысячи километров кружков не виднелось. Правда, кружки присвоены городам, разные селения все же имеются.

Селифон открыл совещание по всей форме, в президиум избрали вместе с другими и Олю. Ей, впрочем, не пришлось никуда уходить, она и так сидела на руководящем месте — у очага. Селифон объявил, что на повестке один вопрос: обсуждение предстоящей летовки.

— Будем намечать, куда послать бригады на летнее кочевье, — пояснил он Оле отдельно.

Совещание протекало шумно, все кричали, перебивали один другого, даже хмурый Тоги вскакивал и спорил. Места, о которых толковали, были Оле незнакомы, на карте их не было. Она разобрала только, что Надер уходит со стадом на Быррангу, а Тоги на восточные берега озера Таймыра, выше Хатанги — к самому океану. Третья бригада двигалась куда-то между ними, в пустое место, как показалось Оле, когда она смотрела на карту. Селифон сообщил Оле, что это обычные ежегодные районы кочевок. Их отцы тоже двигались в те же края, по старым охотничьим дорогам родов Окуо, Чунанчар, Тэниседо, Чимере, потомки которых составили ныне их колхоз.

— Зачем же так много спорить, если все это ежегодно повторяется в течение десятилетий? — спросила Оля, пожимая плечами.

Еще одно удивило Олю. В кочевье уходили стада в пятьсот и более стельных важенок, казалось, об этом и нужно было говорить: об отеле, о сохранности телят. Бумаги, получаемые из Дудинки от сердитого Кравченко, утверждали, что хорошее проведение отела — главная задача кочевья. Между тем на совещании говорили только об охоте и рыбалке. Оля попросила слова и прочитала одно из писем Кравченко. Ее выступление произвело неожиданное действие — шум сразу затих, Селифон смутился, Тоги покраснел от злости.

— Важенки никуда не денутся, — торопливо сказал Селифон. — Не беспокойся, Ольга Иванна, сохраним телят.

А Тоги сурово ответил:

— Охотиться надо, Ольга Иванна, дикого бить.