Он покраснел и отвернулся. Минуту ей казалось, что он грубо оборвет ее, крикнет: «Кто дал вам право лезть в мою душу?» Но он только недовольно спросил:

— Ну, и что же — вы не уважаете меня за это?

Она ответила прямо:

— Не уважаю, Николай Александрович.

Она добавила с глубокой искренностью:

— Как это не похоже на вас, если б вы знали, — ваше отношение к жене.

Он колебался, не знал — рассердиться и встать или продолжить этот разговор. Он с усилием сдержал раздражение, поглядел на нее. Он увидел сожаление в лице Оли, добрую грусть. Он засопел, криво усмехнулся, поддаваясь выражению Олиного лица больше, чем ее словам.

— Вы учительница по призванию, Ольга Ивановна. Ведь это что? Вы стараетесь и во мне поднять лучшие мои черты. Так сказать, заронить на прощание доброе семя в мою душу.

— Да, — сказала она просто. — Разве это плохо, Николай Александрович?

Он молчал, сердито всматриваясь в сияющую тундру. Оля опустила голову. Она успела привязаться к этому странному и неустойчивому человеку. Оля тихо вздохнула — вот и это пройдет, как многое уже прошло. Но она будет вспоминать эти недели — совместные поиски, долгие беседы под ночным солнцем. Нет, она не влюблена, глупости, — кусочек ее сердца он все же увезет, искреннее чувство дружбы.

— Я напишу вам, — сказал Угаров. Он вдруг улыбнулся ласковой улыбкой, снова что-то ребяческое и наивное проступило в его лице. — Только и вы пишите мне — взялись перевоспитывать взрослого дурака, доводите дело до конца.

Из палатки вышли выспавшиеся Ергунов и летчик. Летчик махнул рукой, показывая на самолет.

— Я все же думаю, что вы рассоритесь с Заполярьем, — проговорил Угаров, возвращаясь к старой теме. — Все эти ваши справедливости по отношению к другим действуют, пока вы одна, — с собой можно не посчитаться. Но наступит час решения, будет не до слов. Появится у вас муж, детей потянет на свежую травку — тогда сами увидите, в чем справедливость.

Она улыбнулась, пожимая его руку.

— Зачем такие крайности, Николай Александрович? Из Заполярья я, конечно, уеду, а ссориться с ним не буду.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ЧАС РЕШЕНИЯ

1

Оля уже привыкла к разочарованиям, старалась не поддаваться дури: будет письмо — хорошо, не будет — не надо. Письмо пришло только через месяц, путь был окружной — через Дудинку. Угаров сообщал, что его находки произвели большое впечатление в Норильске, с окончанием темного периода к ним приедет инженерная партия, уже без него — оценивать мощность месторождения. Сам он занялся камеральными работами, зиму проведет в Норильске: «Вы даже не знаете сами, Ольга Ивановна, до чего вы были правы. Я часто вспоминаю вас, а вы?» Она ответила шутливо и дружественно. Второе письмо от него примчалось через две недели — на Хатангу открыли почтовую авиатрассу, можно было налаживать переписку. Еще недавно — нет, страшно давно, в молодости — она замирала, принимая письма, гадала, не от Сероцкого ли они. Сейчас она не замирала, но улыбалась, знала — хорошее письмо от хорошего человека. Человек этот, однако, с каждой строчкой становился ближе. Если пурга задерживала самолеты, она скучала и тревожилась — не за него, за письма, она знала, что они где-то лежат в ожидании летной погоды. И еще одно она знала, Угаров тосковал без нее, ему не хватало ее дружеского голоса. «Теперь я со всем старым грузом разделался, — делился он новостями.