Бак подумал о собственных детях, которые были настолько погружены в свои дела, что крайне редко уделяли внимание отцу, подумал о вновь обретенной дочери, которую ему не хотели показывать, и воскликнул:

— Где, где же я ошибся? Моя жизнь пуста, у меня нет ничего своего!..

— О, Бак, не говори так, пожалуйста, прошу тебя, не говори! — потрясенная его словами, в свою очередь, воскликнула Фрэнси.

— Но это правда, — произнес он с горечью. — Когда мы встретились в тобой в Париже, я сказал себе, что моя так называемая личная жизнь — не более чем декорация. Один фасад — и больше ничего. С тех пор мало что изменилось.

— Но у тебя есть любимая работа, — возразила Фрэнси, — и тебя ожидает блестящее будущее, по крайней мере, все так считают.

Бак промолчал, и тогда она поднялась с дивана и подошла к нему, а он принял ее в свои объятия. Их губы слились, и Фрэнси слышала, как под ее рукой бешено колотится его сердце, а ее волосы слегка колышутся от его теплого дыхания. Казалось, ворота рая приоткрылись и впустили ее внутрь, правда, лишь на несколько минут.

— Фрэнси, возвращайся ко мне, — нежно уговаривал ее Бак. — Давай начнем все сначала — ведь я люблю тебя.

Фрэнси всей душой хотелось сказать «да». Но она высвободилась из его объятий и проговорила:

— Скажи мне одну вещь, Бак. Если бы тогда, семь лет назад, я попросила бы тебя все бросить и жениться на мне, ты бы это сделал?

Бак заколебался.

— Не могу тебе лгать, дорогая, — сказал он тихо. — Честно говоря, не знаю.

Фрэнси печально кивнула — именно такого ответа она и ждала.

Она подняла с дивана пальто и накинула его на плечи.

— Прошу тебя, не пытайся увидеть Лизандру. Это будет несправедливо по отношению к ней. И ко мне тоже. В равной степени. — С трудом ей удалось изобразить бледную улыбку на губах. — Да, пожалуй, и по отношению к тебе, — добавила она.

— Фрэнси, — Бак попытался удержать ее за плечи, — пожалуйста, не уходи. Я просто не знаю, что буду без тебя делать.

— Не волнуйся, Бак, все будет нормально. Мы будем продолжать жить точно так же, как жили все эти годы.

Она вырвалась из рук Бака и побежала к лифту. Металлическая позолоченная дверца захлопнулась с сухим щелчком, вновь разделив Фрэнси и Бака Вингейта. Когда кабинка тронулась вниз, они успели в последний раз обменяться взглядами, после чего лифт скрылся в темном провале шахты.

Гарри Хэррисон предоставил слугам свободный вечер — ему хотелось, чтобы им с Марианной никто не мешал. В библиотеке ярко горел камин, а на освещенной поверхности стола тысячами граней переливались искусной работы хрустальный графин с дорогим французским коньяком и тончайшие хрустальные бокалы. Когда раздался звонок в дверь, Гарри лично отправился ее открывать, чему Марианна немало удивилась.

— А где же ваш дворецкий? — спросила она, озираясь в просторном холле.

— Бедняга отпросился навестить больного приятеля, — привычно соврал Гарри, — и я дал ему отпуск до завтрашнего утра.

Он сам принял от Марианны подбитый мехом плащ и перекинул его через спинку резного дубового стула, относившегося к эпохе Стюартов. Марианна подозрительно взглянула на него:

— А где твой ливрейный лакей, Гарри? Или хотя бы горничная?

— Вы же понимаете, что в эти тяжелые времена, «когда воспоминания о Великой Депрессии еще свежи в наших сердцах», — тут он процитировал собственные слова Марианны, — я решил, что содержать лакея — излишняя роскошь.