«Пожалуй, даже слишком честный», — подумала тогда Лизандра. Она сознавала, что находится на распутье, однако не слишком хорошо понимала, какую дорогу ей следует избрать. Как обычно бывало в трудную минуту, ее мысли вернулись к дедушке Мандарину и к тому времени, когда она в первый раз оказалась с ним в Гонконге. Тогда он уже был глубоким стариком, а она — еще совсем ребенком. И неожиданно Лизандра вспомнила, как он говорил о некой «истине».

«Я не смогу, к сожалению, проследить, как ты, Лизандра, начнешь свое путешествие по бурным водам реки, имя которой — взрослая жизнь. Увы, я не увижу также, как распустится нежный цветок твоей женственности, — сказал он ей тогда. — Я оставляю тебе все, что нужно человеку для жизни на земле — богатство, власть и возможность преуспевания, и надеюсь, что твое существование будет осенено крылами счастья. До сих пор я всегда говорил тебе правду и рассказывал обо всем, за исключением одной Истины. Эта Истина — моя тайна. Знание о ней занесено на бумагу и хранится в сейфе в моем офисе в Гонконге. Однако заклинаю тебя, не пытайся узнать мою тайну до того момента, пока глубокое отчаяние не охватит тебя, а жизнь станет невыносимой. И если такой день придет, внученька, я молю тебя заранее извинить своего деда, а, кроме того, надеюсь, что моя тайна поможет тебе выбрать верную дорогу к счастью».

Лизандра бросилась обратно в спальню и торопливо надела джинсы, белую хлопковую майку и короткие ковбойские сапожки. Затем прихватила ключи от машины и бегом бросилась к гаражу, где ее всегда ждал голубой «мерседес» со сдвижным брезентовым верхом. Она вскочила в маленькую спортивную машину и поехала в сторону центра — второй раз за этот день.

Ночной охранник у главного здания корпорации сразу же узнал ее и немедленно пропустил внутрь. Оказавшись в своем офисе на тридцатом этаже, она сняла со стены древний китайский свиток с иероглифами, закрывавший ее маленький личный сейф, быстро набрала необходимую комбинацию из цифр и, открыв дверцу, вынула толстый конверт из плотной коричневой бумаги, который в свое время она забрала из старого несгораемого шкафа, принадлежавшего Мандарину лично. Дрожащими руками она вскрыла конверт и извлекла письмо, которое, согласно воле Мандарина, ей не следовало читать без крайней нужды. Присев за широкий письменный стол, она развернула послание Мандарина.

«Моей внучке Лизандре, моим будущим правнукам и внукам их внуков — всем, кого я люблю, но кого никогда не увижу. Это письмо дойдет до вас, когда я уже давно буду лежать в могиле, поскольку в тот момент, когда я пишу эти строки, дни мои сочтены. Самым горячим моим желанием было, чтобы это послание никогда не увидело света, но коль скоро судьба распорядилась так, пусть так и будет.

Я расскажу тебе, Лизандра, историю Мей-Линг. Но прежде чем открыть тебе истину, я должен открыть и ложь. Позволь мне объяснить все подробнее.

Мей-Линг было тринадцать лет, а Лаи Цину — девять, когда они были проданы в рабство их собственным отцом. Торговля женщинами чрезвычайно процветала в китайских провинциях. Торговцы составляли себе целые состояния, продавая и перепродавая молоденьких девушек. Несмотря на трудную жизнь и жестокое обращение отца, Мей-Линг была красивой, веселой и жизнерадостной девушкой, с блестящими темными глазами. У нее были гладкие черные волосы, достававшие до талии, которые она заплетала в косички, как большинство китайских девочек. Иногда она пыталась себе представить, как она будет выглядеть, когда станет взрослой женщиной, — и тогда она делала себе высокую прическу и закалывала волосы гребнями у висков или же собирала их в пучок на макушке и скрепляла длинной соломинкой, которая, на ее взгляд, вполне могла заменить золотую булавку. Иногда она делала вид, что на ней красивый шелковый халат, тогда она закутывалась в рогожку и ходила, покачивая бедрами, представляясь знатной дамой, например, женой важного и доброго человека, который приставил к ней множество слуг, чтобы они заботились о ней и ее детях.