Я должен был ориентироваться свободно. Могли бы и в другом районе заложить, арабов по улицам Парижа не гоняют. Ну что ворчать, — успокоил я себя, — как есть, так и надо выполнять задачу».
Я подошел к невысокому старому дому, построенному более полувека назад. Потемневшие стены, выложенные белым кирпичом, не придавали ему красоты. Между домами-двойниками была небольшая ниша, которую можно заметить, только проходя мимо. Солнце туда не проникало, за счет общей крыши соседних домов, и антрацитовая темень, могла укрыть, если было необходимо. Я, не замедляя шага, шагнул в нишу и на стене одного из домов нащупал щель, из которой извлек маленькую плоскую коробочку, бросил ее под картонное дно сумки, которая висела на плече, и вышел, не спеша, направляясь в обратную сторону.
— Эй, приятель, подожди, — услышал я голос за спиной. Обернувшись, понял, что убегать себе дороже. Я увидел направляющихся в мою сторону парней-арабов лет по двадцати.
— Ты что там делал? — спросил один из них. — Мы тебя раньше здесь не видели.
— Да вот приспичило, — пробормотал я, придав голосу извиняющиеся нотки.
— И ты посчитал, что у нас здесь общественный туалет! Ты ушел, а мы должны здесь всем этим дышать и жить с запахом твоих нечистот?
— Да я там не первый, — робко произнес я в ответ.
— Но ты здесь чужой. Покажи-ка, что у тебя там, в сумке? — и, видя, мою нерешительность, тот, кто начал разговор, протянул руку и взялся за сумку. Я решил пока не вступать в конфликт, а посмотреть, что будет дальше и принимать решение по ситуации.
Парень открыл сумку, посмотрел и достал из нее пакет, где были бутерброды с сыром, и бутылка воды. Все это я предварительно положил еще дома.
— Не густо. Где живешь?
— В Лионе.
— А сюда зачем?
— Вот захотелось посмотреть Париж.
— Посмотрел? Ты что туалеты здесь смотришь? Покажи-ка, что у тебя есть из денег.
Я достал из кармана смятые бумажные деньги, коих было не много: — Вот все что есть, — и разжал ладонь.
Он сгреб их у меня с ладони: — Забери, свое барахло, — и протянул мне сумку. Проверять ее на ощупь он не стал, и это избавило меня от крайних мер.
— Уматывай.
Я, повесив сумку, повернулся, и в это время один из них, пнул меня ногой, так, что я еле удержался.
— Поторапливайся, а то еще накостыляем, — и они засмеялись.
Я ускорил шаг и вышел из переулка. Ввязываться в драку мне не хотелось — это привлечь к себе внимание, хотя на них мне потребовалась бы всего минута, другая. Во всех случаях я предпочитал искать мирные решения, а не оставлять после себя лежащих или вообще трупы. Убивать меня учили. Я старался не терять навыков и тренировался систематически в неприметных залах. Использование своих навыков — крайняя мера, иногда надо было и потерпеть.
Проделав обратный путь, я сел в машину и направился в Булонский лес, там припарковавшись, снял грим, и лишь затем направился домой, где первым делом снял одежду и пошел в душ, смывать остатки запахов и грима.
Уже потом сидя с чашкой кофе, я приступил к расшифровке послания. Мне следовало отправиться в Латинскую Америку и желательно в Аргентину или в Бразилию. В последнюю ехать было сложнее, там государственный язык португальский, я его почти не знал. В Аргентине испанский, это для меня почти родной. Выбор въезжать в страну под своим именем или нелегально под чужим, оставался за мной. Все зависело от возможностей. После того, как я найду канал для выезда и буду готов, мне сообщат данные для связи.
Я сжег записку, а затем отправился в салон, предварительно выбросив в контейнер для мусора металлическую коробочку и одежду, в которой был в Сент-Дени. |