Плоский живот под тонкой тканью, рвущаяся из платья грудь... Я вспомнил изображение амазонок и подумал, что Дари — вылитая амазонка. Особенно без платья...
— Санни просил поблагодарить тебя.
— Не стоит. — Придать голосу небрежности оказалось непросто.
— Ты понимаешь... ты хоть понимаешь, что творишь? — Она помолчала. — Что тебе нужно в Паинвуде?
— Отдохнуть, котенок. Две недели отдыха мне совершенно необходимы. Ты не сделала бы мне одолжение?..
Я закрыл глаза. Боль в боку стала нестерпимой.
— Какое?
— Там стоит моя сумка... в боковом кармане пузырек с пилюлями... Принеси, пожалуйста.
Я услышал, как взвизгнула «молния», потом Дари охнула. Она полезла не в то отделение, и на пол с глухим стуком выпал пистолет. Наконец-то она подошла к моей кровати, держа в руках пузырек.
— Ты ведь наркоман хренов, да? Именно так они выглядят, если не получат дозу. Им паршиво, они потеют, дрожат... — Она высыпала таблетки обратно в пузырек, закрутила крышку и подбросила пузырек на ладони. — Ты великолепно справился в ресторане. Теперь попробуй справиться без этого.
Быстрым движением Дари метнула пузырек в окно. Я слышал, как он разбился о мостовую.
— Все-таки ты мерзавец, — заявила она и ушла.
Когда я проснулся, было три часа дня. Я лежал без сил, тяжело дыша, однако боль в ребрах поутихла. Я поднялся с постели и разделся. По стеклу барабанил дождь.
После горячего душа я почувствовал, что заново родился.
Мой пистолет 45-го калибра валялся на полу. Дари Деил так и не подняла его. Я подцепил его ногой, подхватил и положил в кожаную сумочку от дорожного бритвенного набора.
Вспоминая, как Дари эффектным жестом швырнула пузырек в окно, я чувствовал, что готов убить ее. «Но это не поможет вернуть пилюли», — уныло подумал я. У меня оставалось еще часа два, а затем без таблеток мне станет очень, очень худо. Я сунул в карман пятьдесят баксов и вышел на улицу.
Под окном я обнаружил лишь осколки, а пилюли конечно же давным-давно размыло дождевой водой.
Я сплюнул от досады и пошел искать аптеку. Слава богу, у меня был рецепт. Аптекарь взглянул на него, затем строго посмотрел на меня:
— Это займет около часа.
— Знаю. Я подойду.
Я пошел в ресторан. Сияли витрины, мерно мигал светофор на углу... но на улицах не было ни души. Какой-то город-призрак.
В ресторане посетителей не было. Официантка узнала меня, как-то особенно улыбнулась и, приняв заказ, чуть ли не бегом помчалась на кухню. Бармен вышел из-за стойки и подошел ко мне.
Ему было под пятьдесят, худощавый, уже начинающий седеть. Он посмотрел на меня усталым взглядом.
— Послушайте, мистер, — сказал он. — Я не хочу здесь никаких неприятностей.
— Вы знаете, что это за типы? — откинувшись на стуле, спросил я.
Он кивнул:
— Мы как-нибудь разберемся сами.
— Тогда постарайтесь, чтобы с моей головы по их вине не упало ни единого волоса, приятель. Я не знаю, зачем сюда приехали эти ублюдки, но они как раз того сорта ребята, с которыми тебе уж точно не разобраться. Поэтому поблагодари меня за небольшую услугу, что я тебе оказал. Понял?
Судя по его лицу, он не понял. Он показал в окно на горный склон вдали:
— Вы... вы не с холма?
— Дружище, я не понимаю, о чем ты. Я вижу только, что вы все здесь с ума посходили. Я один вчера вечером заступился за мальчишку, пока ты, копы и вся публика просто смотрели, как мне достается. Что бы это значило?
Хлопнула дверь, и вошел сержант Вене. Он вразвалочку подошел ко мне и бросил на стол листок бумаги. |