— Проверь, есть ли за тобой слежка. Трижды проверь. С соблюдением строгой конспирации встретишься с Головеровым. Предупреди: не соглашаться ни на какие предложения, кто бы их ни делал. Только после конспиративной встречи со мной. От Глеба по цепочке предупредить всех, кого возможно. С условием жесточайшей конспирации.

— Как в тылу противника, — заметил Тучков.

— Похоже, что так и есть. Я под полным контролем. Думаю, что и за вами присматривают.

— Кто?

— Ребята серьезные, профессионалы. События могут развиваться стремительно. Возможны попытки захвата кого-либо из вас в самое ближайшее время. Так что будьте готовы. За Шутова не боюсь, а вот за вас… расслабились на гражданке. В любом случае в руки никому не даваться. Ко мне больше не приезжать. Все понял?

— Так точно…

— Все, езжай. Ты меня притомил!

Генерал постоял у калитки, проводил тучковский «Опель» и не спеша поплелся в дом. Он точно знал, что к Князю сейчас приделают «хвост», проследят, куда он кинется, к кому побежит. До сих пор дед Мазай не мог определиться, хорошо или плохо, что приезжал Тучков. С одной стороны, полезно предупредить всех ушедших из «Молнии», с другой — он опасался, как бы ребята не начали переигрывать и не насторожили бы Кархана и тех, кто стоит за ним. Обстановка была еще хуже, чем в тылу у противника. Здесь срабатывал умиротворяющий психологический эффект родной страны, своего дома, где, кажется, и стены помогают. Но как раз в стенах сидели большие чужие уши…

Через полчаса после отъезда Тучкова прошли назад пожарные машины, однако омоновской машины еще не было. Зато уже в темноте несколько раз протрещали по деревне мотоциклы: рокеры разделились на группы по трое и совершали какие-то странные перемещения, возможно, сбивали со следа милицию. В двенадцатом часу генерал закрыл печную трубу, запер двери и лег спать. Конечно, делал вид, что спит, однако и в самом деле заснул. А подскочил оттого, что во дворе, под самыми окнами, послышался шум, хруст прошлогодних лопухов и приглушенный говор. В темноте он натянул брюки, тельняшку и, прихватив пистолет, осторожно вышел на улицу. В траве за забором лежали три опрокинутых мотоцикла и кто-то прятался за деревянной пристройкой. То ли Сыч так спланировал, то ли рокеры действительно прятались от милиции, работавшей вслепую. В любом случае следовало устроить шум. Генерал включил свет над крыльцом:

— Кто здесь? Выходи!

— Заткнись, мужик! — зашипели из-за пристройки. — Иди спать!

Дед Мазай деловито спустился с крыльца и стал отвинчивать колпачок на золотнике колеса, чтобы спустить воздух.

— Ах ты сука! — заорал рокер и выскочил на свет. — Вали отсюда!

Второй заскочил на крыльцо и разбил лампочку. И сразу же к генералу выбежали четверо в мотоциклетных касках, кожаных куртках — не поймешь, где ребята, где девицы.

— Ну, падла! На колени!

Генерал вскинул пистолет и выстрелил над их головами. Рокеры отпрянули, завизжали девицы.

— Вон отсюда, твари! — закричал он. — Я вас, шакалы, перестреляю! Вон!

Они подняли мотоциклы, покатили их к воротам, отругивались, отлаивались, как собаки, на ходу заводили моторы. Дед Мазай решил, что уже расправился с непрошеными гостями, и поднялся на крыльцо, но в этот момент один из них отделился, поднял что-то с земли и метнул в машину генерала. В тот же миг рокеры дали газу и умчались по улице. Сыч проинструктировал команду хорошо, однако битье машины было чистой самодеятельностью, куражом. Лобовое стекло выдержало, но растрескалось в правом нижнем углу…

В соседнем доме справа на минуту вспыхнул свет в окне; левый же сосед наверняка смотрел на улицу, боясь обнаружить себя.