|
А в женской роли стопроцентно нет! Она так привыкла к своей "шкуре", что в платье чувствовала себя неуклюжей и неестественной и все это, конечно, видели. (Она преувеличивала, но все же кое-кто самый глазастый - это отметил. Старик. И сразу отмел её как актрису, но не как необходимого помощника. Ее он понял давно! Быстра, энергична, неглупа, хорошо соображает, взрослее всех этих детей, и умеет себя подать. Его создание - эта девочка-мальчик будет незаменима! Все-таки есть у него глаз на людей, - наработан за столькие-то годы! И как хорошо, что он не пошел на поводу у своих же идей, тянущихся за ним из давнего далекого прошлого...)
Что она не с Максом, можно и нужно винить только себя. Алена - это как бы мечта, воплощенная на сцене. Это очень похоже на его любовь к Улите. А она, - Ангел, как ни парадоксально это звучит рядом с её именем, - реальный человек. Но как же глупо, что она ему тогда отказала! Ведь он не знает, что такое - лишить девушку невинности! Она - тупая и прямолинейная, как кусок рельса, железяка! Оказалось, что на своего папашу Ангел гораздо больше похожа, чем думала всегда она и остальные. В конечном итоге, она не так уж влюблена в Макса, чтобы с кем-нибудь бороться за него... И задремала. Но так же быстро и очнулась. Сначала от телефонного звонка и какого-то короткого разговора... В следующий раз от разговоров, - не громких, но прорывающихся интенсивностью. Кто бы это мог быть в два часа ночи?.. Кто-то из киношников?.. Или вдруг Нюра разыскала Матвеича?.. Ангел на всякий случай оделась, - мало ли кто там?.. Но выходить не спешила. Неприлично сразу выскакивать, ведь не зовет же её Леонид Матвеич? Если что, - позвал бы... А в гостиной, - меж тем, происходило братание. Казиев позвонил Матвеичу довольно поздно. Нанес пурги насчет своих болезней, - напридумывал пострашнее, чем радикулит, - сказал, что может надолго залечь в больницу и хотел бы повидаться со старым товарищем, потому что кошка не совсем черная, но темнобурая, между ними пробежала. Пусть простит, что так поздно, но ему только что сделали укол и он почувствовал себя лучше. Сначала Матвеич как-то не соглашался на приезд гостя, относя визит на завтра, на день, но узнав о печальных обстоятельствах Ти - моши, отмяк и позвал старого друга. - Да я на часок я, не больше, - предупредил больной Тимоша. - А завтра ты ко мне приедешь. Ковать железо надо сразу! Завтра можно продолжить уже как надо, - с чувством, толком, расстановкой. И на старые дрожжеч - ки!.. Будет самое оно. Казиев взял из своих закромов бутылку джина "Гордонс", тоник, лимон, упаковку ветчины и баночку маринованного чеснока, который они все в молодости любили, но не любили их руководители за ужасный запах, усиливающий ещё и дух алкоголя. Конечно, Матвеича сразу же не погонят, за второй раз... сильно "пожурят", а уж на третий, - все сто, отправят! Ладно, начало есть. Они расцеловались как старинные друзья и Казиев выставил на стол свои "дары". Матвеич вроде бы поморщился, глянув на джин, и Казиев взял его со стола ( знал, что делает!) и сунул в кейс. - Ну, чего уж, - как бы нехотя произнес Матвеич, - привез, так убирать не следует. Сам знаешь. - Я подумал по стопарику с тоником - ничего. Ты как?.. - спросил Казиев имено о ТОМ. - Завязал, - охотно поделился своей новостью Матвеич, - знаешь, там все-таки очень гнусно было! И я как-то потерял все, что имел. Видишь, каким стал? Ты-то - орел, хоть и больной. - Да брось ты, Леник, какой я орел! Гнилой весь! Вон уж и кино перестал снимать. Тяжко. Начинаю и... Все. Чувствую силенки-то кончаются... Так-то вот. Но не будем о грустном, а поговорим как старички на завалинке. Но ты - молоток! Как это получилось?.. Я ведь тебе звонил туда не раз... - Не звонил ты, Тима, ни разу. |
