— Вскоре солнце сядет. — Она показала на небольшой залив по левому борту. — А мы сегодня ночью можем там спрятать флот? — спросила у Вахси.

Командующий сарвом Дакуэн быстро осмотрел залив.

— Конечно. Но зачем? Ты сказала, чтобы мы оставались вне пределов видимости с суши, после того как пройдем полпути от Хадрамаута. Мы прошли. Мы должны уходить дальше в море. Следить, что остаемся за горизонтом в дневное время, пока не достигнем Ормузского пролива.

Антонина пожала плечами.

— Я хотела этого в целях секретности. А когда они следуют за нами… — она показала на флот суденышек. — Нет смысла. Мы также должны и их держать вне пределов видимости. Это невозможно сделать, не поговорив с ними. Поэтому я и хочу бросить якорь в заливе. Суденышки последуют за нами, и, думаю, я смогу провести с ними переговоры.

— Переговоры? — подавился Вахси. Антонина улыбнулась.

— Почему нет?

Вахси теперь гневно смотрел на нее.

— Ты сошла с ума? Неужели ты думаешь, что сможешь найти разумные доводы с этими… этими…

Его оборвал смех Усанаса. Смех и последовавшая за ним улыбка.

— Конечно, она это не думает, Вахси!

Высокий охотник улыбался маленькой римлянке, глядя на нее сверху вниз.

— Она не собирается взывать к их «разумности», парень. Просто к их жадности.

— Хорошо сказано, — пробормотала Антонина. И скромно улыбнулась Вахси. — Помнишь, я же — гений?

— Мы не можем взобраться на борт этих огромных судов малва, — рявкнул один из бывших деревенских старейшин, который превратился в пиратского капитана. Он говорил медленно и делал множество ударений, чтобы Антонина все понимала. Она все еще не очень хорошо говорила на арабском. — Один раз, когда мы попытались… — он вскинул руки вверх. — Убили! Разбили! Вернулись только два корабля.

— Убили! Разбили! — послышался шум толпы.

Шатер, который Антонина приказала поставить на берегу, был заполнен арабскими вождями. Все они присоединились к возгласам, как греческий хор.

Антонина ответила улыбкой, достойной бандита.

— Предполагаю, это был корабль моего мужа.

Заявление вызвало мгновенную тишину. Семнадцать пар глаз-бусинок осматривали ее, подобно хорькам, изучающим курицу. За исключением того, что эта курица мгновение назад объявила о своем браке с птицей Рух. Антонина кивнула на Усанаса. Охотник сидел на корточках в стороне, в углу шатра. Он находился там с тех пор, как начали заходить арабы. После одного беглого взгляда никто из них не обращал на него внимания. Очевидно, раб римской женщины был недостоин их внимания.

Усанас улыбнулся и лениво поднялся. Высокий охотник отвел руку назад и взял свое огромное копье. Затем, легко его подняв, стал быстро произносить предложения на беглом арабском. Антонина понимала только часть, но суть уловить было несложно.

На самом деле он говорил простые вещи.

— Да, это так, вы, шелудивые псы. Я тоже там был.

(Здесь двое из военачальников зашипели и попытались скрыться в гуще толпы. Никакого перевода не требовалось — они совершенно ясно понимали Усанаса.)

— Это было почти смешно — то, как вы, жалкие пираты-любители, разлетались во все стороны — те немногие из вас, кто все еще мог после того, как мы вспарывали вам животы, обезглавливали, лишали конечностей, и калечили, и резали, и рубили…

И так далее, и тому подобное. К счастью, Усанас закончил на радостной ноте.

— Поэтому давайте пропустим всю чушь о том, что можно и что нельзя сделать.