Сработала мышечная память – пальцы сами вспомнили привычные с детства движения. Всю вторую половину дня они вязали и разговаривали – обо всем и ни о чем, о детях, лицее и трансляции Концерта Чайковского.
Тереза втянулась и теперь вязала все время. Вязала – и не думала о Павле. Она связала свитеры Йозефу и Кристине, Людвику и Хелене. Трудней всего было доставать шерсть, но с этим помог Йозеф, и проблема исчезла. Однажды Тереза увидела в журнале мод фотографию бежевого пуловера в ирландском стиле и связала точно такой же – без описания и выкройки. У нее был настоящий талант.
Именно в те дни на лице Терезы появилась улыбка, странно диссонировавшая с пережитыми страданиями и окружающей обстановкой. Легкая, едва заметная, она молодила Терезу, делала ее похожей на блаженную монашенку.
За обедом Кристина не проронила ни слова, и Тереза с Йозефом целый час разговаривали о детях, о поздравительных открытках, которые Людвик написал совершенно самостоятельно, об удивительных способностях Мартина, который в два года умел произносить длиннющие фразы. Их немного беспокоила четырехлетняя Хелена: она была очень хрупкой и замкнутой и могла часами играть с куклой или рисовать деревья. Ела девочка как птичка и любила только печенье. Тереза вспомнила, как трудно было накормить Людвика, когда они жили в Болгарии, и…
– У вас что, других тем нет? – прервала их беседу Кристина.
– О чем бы ты хотела поговорить?
– Может, о том, что случилось? Мы возвращаемся в средневековье, а люди молчат. Неужели все ослепли?
– О чем ты?
– Вам не кажется странным, что одиннадцать из четырнадцати осужденных – евреи? Что это, по-вашему, означает? Вы лишились памяти? Лично я в ужасе. А вы нет?
– То, что ты говоришь, просто нелепо! – взорвался Йозеф. – Как можно делать подобные намеки? Ни в нашей стране, ни в СССР антисемитизма нет! Ты оскорбляешь социалистическую демократию и становишься пособницей капиталистов, повторяя эти омерзительные слухи. Да, Сланский и другие были евреями по рождению, но национальность тут ни при чем. Это совпадение. Они не исповедовали иудаизм, не ходили в синагогу и были атеистами, их покарали как предателей и преступников, а не как евреев. Такова печальная истина. Я, кстати, тоже еврей, но это не помешало мне стать директором лаборатории и профессором факультета медицины.
– Ты правда веришь в то, что говоришь? – изумилась Кристина.
– Это бред, мы коммунисты, мы дрались с нацистами и фашистами, русские освободили лагеря, а ты видишь чьи-то козни в простом совпадении. Я слышал, что чехов, воевавших в интербригадах, тоже преследуют, но то, что большинство казненных сражались в Испании и это якобы сыграло свою роль, наглое вранье!
– Тебе повезло, ты в Испанию не поехал. Не слишком ли много совпадений?
– Никогда не повторяй ничего подобного при чужих. Тебя могут неправильно понять. Клянусь тебе, Кристина, все это – чистое совпадение.
Тереза собралась уходить – ей нужно было готовиться к урокам. Она не захотела, чтобы Йозеф отвез ее на машине, поездом получалось быстрее. Тереза пригласила друзей на обед – не в следующее воскресенье, а через две недели: «Места теперь не так много, но ничего, потеснимся, будут отбивные и жареные сосиски».
– Знаешь, чем меня взять, красавица! Договорились, встречаемся через две недели, в воскресенье.
Когда Тереза ушла, Йозеф сказал, что в выпавшем на ее долю тяжком испытании она вела себя мужественно и достойно и проявила небывалую силу характера, которой никто в ней не подозревал.
– Она даже выглядеть стала лучше!
– Внешность обманчива, Йозеф, очень часто люди, живущие с печалью в сердце, скрывают истинные чувства за веселой улыбкой. |