Много недель Йозеф ждал, что Кристина позвонит и скажет: «Все утряслось, я возвращаюсь!» Нужно было караулить звонок, и они с Хеленой по очереди сидели у аппарата, мгновенно срывали трубку и тут же вешали, чтобы не занимать линию. Йозеф отменил все дела и встречи, разрешил Хелене не ходить в школу, они сидели в гостиной и ждали чуда, но ничего не происходило. Йозеф много разговаривал с Хеленой и не скрывал от нее, что делает и что чувствует, забывая, что дочери всего восемь лет. Хелена не понимала, почему мать так поступила, ведь они были счастливы вместе. Поступок Кристины был лишен всякой логики, подобные тайны правят миром, они сродни землетрясениям и сломам, будоражащим чувства людей. Хелена злилась на мать за то, что она бросила Йозефа, причинила ему столько боли и неприятностей, увезла Мартина. Этого она ей никогда не простит, не нужно было похищать его, Мартин – святое, никто не смеет его трогать.

Йозефа вызвали в МИД и сообщили, что демарш посольства ничего не дал: французские власти считают Мартина французским гражданином, поскольку брак Йозефа и Кристины не был перерегистрирован во Франции. Власти Чехословакии бессильны, Йозефу придется смириться и ждать, когда Кристина вернется в Чехословакию или въедет на территорию какой-нибудь другой братской социалистической страны (что вряд ли произойдет).

В тот вечер Йозеф решил сделать генеральную уборку и позвал Хелену, чтобы она ему помогла. Девочка не вышла из своей комнаты. Он рвал фотографии, отрезáл Кристину от общих с детьми снимков, потом бросил в огонь альбом в кожаном переплете и смотрел, как он горит. Йозеф избавился от всех вещей, которые могли напомнить ему о Кристине, от ее одежды, книг, театральных афиш, программок, рукописей, пьес, выбросил в помойку одиннадцать щеток для волос, купленные в Шамони теплые ботинки, тринадцать тетрадей с вариантами перевода «Федры». Он нашел в ящике стола два блокнота с заметками по «Беренике», подумал: «Раз она их не взяла, значит собиралась вернуться!» – и сохранил их.

Когда он выгреб из камина золу, от его прошлого ничего не осталось. В середине обгоревшего альбома лежала чудом уцелевшая покоробленная фотография Кристины и Хелены, снятая где-то на природе. Йозеф обрадовался чудесному спасению, снял с полки первую попавшуюся книгу – это оказался «Свет в августе» Фолкнера, – вложил туда снимок и навсегда забыл о нем.

– Что ты, папочка, мне ужасно нравится, как он поет.

Именно в это время походка Йозефа стала медленной, но заметила это только Хелена. Если они шли куда-то вместе, она то и дело обгоняла отца и вынуждена была ждать его. Плечи Йозефа поникли, он перестал торопиться. Хелена держала Йозефа за руку, приноравливаясь к его темпу, и они шли неспешным шагом, как на прогулке, даже если он провожал ее в школу или на урок музыки.

По воскресеньям и в каникулы им помогала Тереза: она наводила порядок, ходила по магазинам, готовила, и ее присутствие успокаивало Йозефа. После обеда они слушали пластинки – Гарделя и Сметану (Тереза обожала этого композитора). Иногда Тереза садилась за инструмент, чтобы сыграть несколько полек, а Людвик играл в четыре руки с Хеленой: мальчик сначала отказывался, но Тереза велела ему быть милым, он все понял и сказал, что научит ее еще и шахматам. Хелена не горела желанием сидеть за доской, но оказалась способной и быстро освоила ходы. Людвика раздражало, что она болтает за игрой, но поделать с этим он ничего не мог.

Хелена была совсем маленькой, когда исчез Павел, она почти ничего не помнила и решила поговорить с Людвиком.