Однажды он крикнул: «¡Que pasen!» – ответа не дождался и резко распахнул дверь. На пороге стояла Хелена.

– Я так больше не могу, – срывающимся голосом пожаловался он. – У меня будто все тело наэлектризовано. Я не выношу замкнутых пространств, я тут сдохну!

– Ладно, пойдемте прогуляемся.

– Ваш отец не позволяет мне высовывать нос на улицу.

– С ним я все улажу, – пообещала Хелена, достала из шкафа шерстяное бело-зеленое одеяло и накинула его Рамону на плечи. – Вы похожи на римского императора.

– Профессор рассердится.

– Довольно слов. Вперед!

Рамон вышел в коридор. Хелена сбегала за пальто, они спустились по внутренней лестнице и прошли через контору. Хелена открыла дверь, и холодный ветер кинулся им в лицо.

– Натяните одеяло на голову.

Она завернула края – так делают, когда пеленают грудничков, оставляя узкую щелочку для глаз, – и протянула ему руку:

– Будьте осторожны, ступеньки очень скользкие.

Они начали спускаться. Одной рукой Рамон держался за перила, другой мертвой хваткой вцепился в Хелену.

– Придерживайте одеяло вот так, – велела она. – Вам не холодно? – (Из «кулька» раздалось сдавленное «нет».) Мы пойдем в сторону кооператива, скажете, если устанете.

Хелена подняла голову и заметила в окне кабинета Йозефа. Он стоял, скрестив руки на груди, и не ответил, когда она помахала.

В затянутом облаками небе было несколько голубых просветов, бледное солнце освещало окрестности. Дорогу до санатория расчистили, почерневший снег сбросили на поля, но метровые сугробы уже начали подтаивать, и по земле побежали ручейки. Они шли молча, чтобы не задохнуться на морозе. Метров через сто санаторий исчез за поворотом, Хелена обогнала Рамона и остановилась подождать. Он откинул углы одеяла на плечи, и она увидела, что у него все лицо в испарине.

– Вы в порядке?

Он кивнул, хотя дышал отрывисто и поверхностно.

– Идем дальше?

– Вы курите?

– Да.

– Дадите сигарету?

Она собралась было возразить, но он ее опередил:

– Моим легким это не повредит, уверяю вас.

Рамон смотрел на Хелену, и его черные глаза выражали мужскую решимость, детскую беззащитность и отчаяние. Этот взгляд перевернул ей душу.

– Умоляю…

Она вытащила из кармана пачку «Петры», выщелкнула сигарету, чиркнула спичкой, давая прикурить; он глубоко затянулся и с видимым наслаждением выдохнул дым:

– Боже, благодарю. Вы не представляете, какое это блаженство.

– Мы еще долго будем «выкать» друг другу?

– Да нет… Знаешь, у меня совсем промокли ноги.

Хелена посмотрела на его черные кожаные туфли, до самого верха измазанные грязью, и ужаснулась:

– Только отцу не говори…

– Не понимаю, что со мной.

– Может, не стоило курить?

– Тебе не стыдно, что дала астматику сигарету?

Хелена хотела возмутиться, но по весело блеснувшим глазам Рамона поняла, что он шутит, достала пачку и закурила:

– Будешь? Могу угостить, но не советую. Как ноги?

– Заледенели. Знаешь, ты очень красивая.

– Сколько тебе лет, товарищ?

– Перестань так меня называть… Скоро будет тридцать восемь.

– Ты мог бы быть моим отцом.

– А сколько лет Йозефу?

– Пятьдесят шесть.

– Я мог бы быть его сыном.

– Ты на двадцать лет старше меня.

– Кстати, как я выгляжу?

– Усталым.