Элен растолстела как корова, и придурок-врач диагностировал у нее гипопластическую анемию. Признайся она сразу, дело можно было бы уладить, но эта идиотка выжидала полгода.

– Я думал, вы строгие католики?

– И что?

– Разве церковь не запрещает аборты?

– Конечно запрещает. Да что теперь говорить, дела все равно не поправишь.

Морис был так удручен и подавлен, что боялся расплакаться, как девчонка, и решил не встречаться с Кристиной, пока не придет в себя.

Он попросил Йозефа передать Кристине, что заболел, и она встревожилась.

Возможно, Йозеф разучился врать, или Кристина оказалась слишком проницательной, или он хотел, чтобы она догадалась, но его замысел не удался. «Он скрывает от меня правду, Морис наверняка умирает!» – подумала Кристина, кинулась к нему домой и нашла своего любимого живым и невредимым, но униженным. Морис был вне себя от бешенства.

– Мы католическая семья, так что об аборте не может быть и речи, – объяснял он Кристине.

Чтобы скрыть позор и бесчестье, отец решил отослать Элен в деревню, к дяде (у него лесопилка в Перигё), пусть там и рожает, и все будет шито-крыто.

Если бы не война и всеобщая неразбериха, Морис немедленно отправился бы в Париж, чтобы поговорить с Элен по душам, узнать имя негодяя, бросившего ее в «деликатном» положении, и набить ему морду. Мужчина – если он мужчина, а не слабак – должен выполнять свои обязанности.

Кристина положила руку ему на плечо, взъерошила волосы, поцеловала в лоб и заставила посмотреть на нее:

– Ты любишь сестру?

– Обожаю.

– Тогда пойми, что ей нужна твоя поддержка! Она молодая, запутавшаяся девчонка и сейчас чувствует себя всеми покинутой. Рождение ребенка не драма, а великое счастье.

– Значит, ты бы согласилась завести малыша?

– Почему нет?

– От меня?

– От кого же еще, болван! Мы вернемся к этому вопросу, когда станет поспокойней.

По настоянию Кристины Морис сочинил длинное – для себя так просто немыслимо длинное! – письмо отцу. «Нужно простить Элен, папа, это наш христианский долг», – написал он крупными округлыми буквами, задумался, Кристина решила ему помочь и начала диктовать: «Мы должны поддержать ее, помочь, а не обвинять. Оставить Элен наедине с бедой было бы бесчестно». Нелли решила внести свою лепту в душеспасительное послание: «Иначе зачем нужна семья? Мы переживаем смутные времена, и этот ребенок станет для нашей семьи символом надежды на будущее». Йозеф добавил: «Гнев и горечь подобны отраве, они разрушают здоровье человека. Элен нуждается в покое, витаминах и говядине с кровью». Это действительно важно, объяснил он друзьям. И ей нельзя ни пить, ни курить. Давай пиши, чего ждешь?

Филипп Делоне не ожидал такого «экуменического» послания, но подумал: «А ведь он прав! Хорошо, когда сын может преподать жизненный урок отцу!» – и зауважал Мориса.

– Беда уже случилась, – сказал он безутешной супруге. – Мы покажем Элен нашу любовь, сейчас самое время проявить христианское милосердие. Нам нечего стыдиться, Элен будет рожать дома.

Потрясенная мадам Делоне показала дочери судьбоносное письмо, обеспечившее Морису вечную благодарность и любовь Элен.

– Я часто вижу его во сне.

– Ты не спишь, когда вы беседуете.

– Я говорю с ним в моих снах.

Стыд и горечь.

В Алжире никто ничего не знал о происходящем. В конце мая телефонная связь осталась только в штабе, но Морис был нем как рыба.