Сержану было предписано оставить все текущие дела и заполнить форму об этническом составе персонала института, указав расовое происхождение родственников вплоть до четвертого колена по отцовской и материнской линии. Иудеев и мусульман разрешено было использовать только на подсобных работах, но никак не в научных исследованиях.

– Я подозревал, что рано или поздно это станет проблемой, – признался Йозеф.

– Вот что у нас получается, дорогой Каплан: национальность и вероисповедание в нынешней ситуации ставят вас под удар. Есть три решения. Я возглавляю государственное учреждение и обязан избавиться от всех «нежелательных элементов». Как только вы будете уволены, вас интернируют – сначала здесь, потом отправят в метрополию. Надеюсь, вы понимаете, насколько мне отвратительна эта идея. Решение номер два: вы покидаете институт и скрываетесь, не сообщив мне куда. В сложившихся обстоятельствах далеко вы не уйдете, жандармы задержат вас и доставят в тюрьму. И последнее, третье решение: я посылаю вас в такое место, куда никто никогда не явится, но условия жизни там более чем тяжелые, особенно для европейца.

– У меня есть выбор?

– То, что я предлагаю, рискованно не только для меня, но и для института, поэтому мы должны быть очень осмотрительны. Вы когда-нибудь слышали об опытной станции?

– Берите самое необходимое, на остальное наплюйте.

Йозеф хотел непременно взять свой патефон, пластинки Гарделя и детекторный приемник, но Сержан его остановил:

– Там, куда вы едете, нет электричества. Бросьте все, это будет доказательством поспешного отъезда.

Сержан не позволил Йозефу оставить записку Нелли, Кристине или Морису, и у Каплана появилось гадкое чувство – он как будто предавал друзей.

– Они ничем не смогут вам помочь, – попытался утешить его Сержан. – Первые аресты запланированы на ближайшие дни. Начнут с евреев. Их поместят в лагерь для интернированных в Оране, потом настанет очередь голлистов, масонов, коммунистов, испанских республиканцев и алжирских националистов. Списки уже составляются. Поговаривают, что еще один лагерь откроют под Константиной. Смертоносная социальная инфекция распространяется как пожар, и против этой эпидемии есть только одно средство – бегство. Вы помолвлены?

– С Нелли? Нет. У каждого из нас своя жизнь. Я ей даже ключа от квартиры не давал.

– Тем лучше. Не придется вовлекать девушку в эту мучительную историю. Никто ничего не должен знать о ваших планах. Когда война закончится, вы все им объясните, и они поймут и простят… если действительно любят вас. Зато им не придется врать на допросе в полиции, они скажут, что вы исчезли внезапно, ни с кем не простились, из вещей взяли только одежду. Решат, что вы сели в поезд и уехали в Тунис, Марокко или Сенегал. О вас скоро забудут, и поверьте, это лучшее, что может случиться.

По дороге Сержан давал Йозефу указания по программе исследований. Он говорил громко, перекрикивая шум двигателя. Ему нужно было убедиться, что Йозеф все понял и готов к тому, что его ждет.

– Мы начали этот проект несколько лет назад, он рассчитан на долгий срок. В идеале вы проведете на станции два-три года.

Йозеф взглянул на Сержана, пытаясь понять, не шутит ли его патрон. Сержан курил, не сводя глаз с каменистой дороги.

– Не удивляйтесь, хорошую работу за меньший срок не сделаешь. Война будет долгой, так что вернетесь вы не скоро. Повторяю: вы не должны, да и не сможете никому писать, ни с кем видеться! Место, куда я вас везу, одно из самых нездоровых и не приспособленных для жизни. На пятнадцать километров вокруг там нет ни одного белого, кроме моего начальника строительства. Вы будете жить среди фермеров-арабов, большинство не говорит по-французски. Вам очень повезло – вы привиты от малярии и сможете совершить нечто действительно стоящее.