Обезьяну с каштанами. И малолетнего говнюка такое сразу же успокаивало. Оно показывало ему, насколько храбрым, сильным и счастливым способен стать человек.
И что пытка будет пыткой, а унижение — унижением, только если ты сам решишь страдать.
«Спаситель» — неподходящее слово, но это первое, что приходит на ум.
И вот ведь смешно: как только кто-то спасает тебя, первое, что хочется сделать — спасти других. Всех людей. Каждого.
Малыш никогда не узнал имя этого человека. Но никогда не забывал ту улыбку.
«Герой» — неподходящее слово, но это первое, что приходит на ум.
В следующий визит я по-прежнему Фред, но уже женатый и с тремя детьми. Это уже лучше, но трое детей… многовато. Людям следует ограничиваться двумя, замечает она.
В следующий визит у меня уже двое.
С каждым визитом её под одеялом остаётся всё меньше и меньше.
С другой стороны, всё меньше и меньше Виктора Манчини сидит на стуле у её кровати.
На следующий день я снова я, и проходит всего несколько минут до момента, когда мама звонит и вызывает медсестру, чтобы та провела меня обратно в холл. Мы сидим молча, потом я беру куртку, а она зовёт:
— Виктор?
Говорит:
— Должна тебе кое-что сказать.
Скатывает из пуха катышек между двух пальцев, скручивает его, делая меньше и туже, потом, наконец, поднимает на меня взгляд и спрашивает:
— Помнишь Фреда Гастингса?
Да уж помню.
У него сейчас уже жена и двое замечательных детей. Так приятно, говорит она, увидеть, как жизнь работает на хорошего человека.
— Посоветовала ему купить землю, — говорит мама. — Новой они уже нынче не делают.
Спрашиваю её, кто такие эти «они», — а она ещё раз жмёт кнопку вызова медсестры.
На выходе обнаруживаю доктора Маршалл, которая ждёт в коридоре. Она стоит тут же, прямо у двери моей мамы, пролистывая записи на планшетке, и поднимает на меня взгляд: глаза её уже спрятаны за толстыми стёклами очков. Её рука быстро выщёлкивает и отщёлкивает авторучку.
— Мистер Манчини? — спрашивает она. Складывает очки, кладёт их в нагрудный карман халата и сообщает. — Нам обязательно нужно обсудить случай вашей матери.
Трубку для желудка.
— Вас интересовали другие варианты, — говорит.
Из двери медпункта дальше по коридору за нами наблюдают три сотрудницы, склонив головы друг к другу. Одна, по имени Дина, зовёт:
— Покатать вас двоих в колясочке?
А доктор Маршалл отзывается:
— Займитесь, пожалуйста, своим делом.
Мне она шепчет:
— На всяких мелких операциях персонал начинает вести себя так, словно они ещё в медучилище.
Дину я имел.
См. также: Клер из Ар-Эн.
См. также: Перл из Си-Эн-Эй.
Волшебство секса — обладание без обузы владения. Сколько женщин домой не води — со складским местом никогда проблем не возникает.
Доктору Маршалл, её ушам нервным рукам, сообщаю:
— Не хотелось бы, чтобы её кормили насильно.
Сёстры продолжают наблюдать за нами, доктор Маршал берёт меня под руку и уводит от них со словами:
— Я общалась с вашей матерью. Какая женщина! Эти её политические акции. Все эти её демонстрации. Вы её, наверное, очень любите.
А я отвечаю:
— Ну, не сказал бы, что прям так уж.
Мы останавливаемся, и доктор Маршалл что-то шепчет, так что мне приходится придвинуться поближе, чтобы расслышать. Слишком поближе. Медсёстры продолжают наблюдать. А она выдыхает мне в грудь:
— Что если бы нам удалось полностью вернуть разум вашей матери?
Выщёлкивая и отщёлкивая ручку, продолжает:
— Что если бы нам удалось сделать её умной, сильной, энергичной женщиной, какой она была в своё время?
Мою мать, такой, как она была в своё время?
— Это может стать возможным, — замечает доктор Маршалл. |