— Ваш отец… — Она остановилась и перевела дыхание. — Умер.

Наверное, в любой другой семье при произнесении этой фразы участники разговора тут же должны бы были расплакаться. Но не в этой.

Я оценил выражение лица Евы. На нём не отражалось абсолютно никакой скорби. Напротив, кажется, проглядывалось что-то вроде облегчения и в то же время небольшой злобы.

Татьяна напрочь была лишена любых эмоций. Не могла она их выдавать — устала. Устала от вечных проблем и беспросветности.

Заглянув в память своего реципиента, понял, что и он не особо скорбел бы от услышанного.

Но, почему тогда эта новость так расстроила Татьяну и какой реакции она ожидала? Следующая реплика прояснила ситуацию.

— Он умер, и оставил нам охренительное наследство…

На секунду в глазах Евы вспыхнула радость, но, залитая волной следующих слов, тут же потухла.

— … долг в три миллиона рублей. — Договорила Татьяна и тут же сникла. Ещё немного — и она снова заплачет.

— В смысле!? — Возмущаясь на всю квартиру, не понимала Ева.

— Вот так вот, доченька. — Отвечала Татьяна. — За всё время, пока этот козлина жил отдельно от нас — он не нажил ни рубля. Всё, что заработал — огромный долг.

— Но почему за него должны расплачиваться мы? — Поинтересовался я. Данный факт очень удивил. Я не особо разбирался в юридических тонкостях, но, по-моему, такого не должно быть. По крайне мере — звучит ужасно несправедливо.

— Я же говорю, — обречённо объясняла Татьяна, — он не нажил ничего, кроме долгов. В том числе ни жены, ни детей. В природе просто нет людей, которые могли бы рассчитаться за него, кроме нас.

— А поручители? — Вспомнил я нужное слово.

— Поручителей тоже нет. Мы, как единственно близкие люди, — Татьяна брезгливо покашляла, — конечно же, в прошлом… обязаны принять в наследство его долг.

— А что, если не принимать такое "наследство?" — Пытался добиться справедливости я.

— А-а, — помахала пальцем Татьяна, словно поучая маленького хулигана, — Если мы хотим остаться жить в этой квартире — должны принять и долг. Ведь она была куплена в браке. Так что…

Родители отца, как я понял, тоже все померли.

— Конечно, — пыталась успокоиться Татьяна, — это всё ещё не окончательно. Пока будут идти разбирательства с банком, всякие формальности, прочая ерунда — пройдёт много времени. Если с нас и попытаются взыскать всю эту сумму, то, наверное, это будет ещё не скоро. Но… — Татьяна попыталась собраться с мыслями. — Я поговорила со знакомым юристом, и он сказал, что положение у нас незавидное… Но он обещал помочь! — Воздела она палец вверх, словно пытаясь поймать им последнюю надежду.

Но у меня никакой надежды на знакомого юриста точно не было. Впрочем, не было её и у Татьяны, она лишь пыталась хоть как-то утешить себя и нас. А так как никакой надежды не остаётся… то решать проблему придётся мне. Три миллиона, значит? Сумма, конечно, внушительная. Но для меня не такая уж и неподъёмная.

Правда, теперь со мной нет многомиллионного состояния и богатого клана за спиной, поэтому придётся самому что-то придумывать. Как можно скорее постараюсь этим заняться. А сейчас…

* * *

Наконец, нагруженный громадой проблем и человеческим несчастьем, я остался наедине с собой.