|
Все участники трехсторонних переговоров наверняка соблюдали единый протокол встречи, и если Массимо и Франко присутствовали здесь в своем оригинальном обличье, значит, М-дубля Дарио это правило тоже касалось. Франко не стал осыпать Кастаньету проклятиями, просто отпихнул от себя навязчивых помощников и с молчаливым презрением уставился в глаза своему палачу. Впрочем, Викки и не надеялась, что кто-то из сицилийцев будет молить ее о пощаде. И не потому, что все они умирали понарошку и знали, что, получив пулю в лоб, непременно воскреснут. Даже угоди боссы картеля в подобную передрягу в реальности, вряд ли они вели бы себя иначе. В годы Тотальной Мясорубки один лишь де Карнерри пережил на себя три покушения и несколько месяцев провел в коме. Эти люди не только погубили сотни человеческих душ, но и сами не однажды смотрели в глаза смерти, так что запугать их приставленным ко лбу пистолетом было невозможно ни в реальности, ни тем паче здесь. За пределами Менталиберта, на родине Виктории, жило немало таких же стойких людей, чьи идеалы пусть и разнились с идеалами этих сицилийцев, но полное презрение к смерти делало и тех, и других очень похожими. Хладнокровно выдержав пронизывающий до костей, лютый взгляд Барберино, Наварро недрогнувшей рукой методично расстреляла сначала Франко, а затем его подручных. – Сальвини! – крикнула Кастаньета, когда в стенах капеллы улеглось гулкое эхо выстрелов. – Где ты, Дарио?! Решил сыграть со мной в прятки?! А ну выходи и умри, как мужчина! Эй!.. Третий главарь картеля вовсе не прятался и отыскался довольно быстро. Он находился здесь же, за баррикадой. Сальвини сидел, прислонившись к колонне, и выглядел весьма странно. Шестидесятидвухлетний дон – средний по возрасту между пятидесятилетним Массимо и престарелым Франко, дата рождения коего, говорят, была известна лишь ему самому, – больше напоминал уснувшего в подворотне невменяемого пьянчугу, нежели готовую предстать перед карателем жертву. Голова Дарио упала на грудь, левая рука безвольно повисла вдоль тела, а правая крепко уцепилась за ворот рубахи, пуговицы на котором, как заметила Викки, были вырваны с мясом. – Вот клоун! – презрительно хохотнула Наварро, ткнув Сальвини в висок стволом автомата. – Решил прикинуться дохлым, да? Думаешь, я решу, что у тебя была при себе ампула с ядом? Не верю, как говорил один русский режиссер! Ладно, дядя, кончай ломать комедию! Встать! Встать, кому говорят! Виктория пнула недвижимого дона ногой в плечо и тот мешком завалился набок. Голова Дарио стукнулась о гранит, откинулась назад, и на Викки вытаращились два немигающих остекленевших глаза. Сведенная судорогой правая рука Сальвини так и не отцепилась от разорванного ворота. Макаронник и впрямь выглядел мертвым, и потому выдвинутая Наварро версия с ядом вполне могла иметь место. – _Cojonudo_ ! – брезгливо поморщившись, ругнулась Кастаньета. – Обалдеть! Неужели действительно подох? И, с опаской оглядевшись по сторонам, склонилась над телом пожилого сицилийца, в чьих волосах только-только начала пробиваться благородная седина. Узнать, в каком состоянии находится либерианец, очень просто. Проба пульса, реакция зрачков на свет и дыхание являлись в подобных случаях лишь поверхностными и зачастую необъективным критериями. В некоторых квадратах либерианцы и вовсе не дышали, подчиняясь правилам местных креаторов, которые сочли необязательным создавать свои миры по образу и подобию земной реальности. |
