Паук Чернолап в его сне был очень похож на Старика, только такого огромного, что увидеть его целиком Олаф мог только стоя на земле, между его лап. Повелитель мира ничего не говорил, только стоял, смотрел глазами-звездами и охранял спокойствие и постоянство всего вокруг.

- Твоя воля - закон, мой Повелитель! - бормотал сотник, а спящий рядом Вальд судорожно кивал головой и пытался повторить.

Глава вторая

Утром люди были молчаливы - все, кроме Барука, чувствовали себя неважно, а тот вообще редко разговаривал. Смертоносцы бежали относительно медленно, на спине каждого сидели два, а на Зижде даже три человека, покачивались тюки с воздушными шарами. По счастью, дорога была хорошо известна и не имела естественных препятствий в виде болот или ручьев.

По всем расчетам путешественники должны были достигнуть снежных перевалов к вечеру третьего дня, если будут останавливаться лишь на половину ночи. Слева от Олафа сидел Сайка, то и дело прикладываясь к маленькой баклажке, сзади - Люсьен. Стражник напевал какую-то песню, половины слов которой не знал, а из оставшихся совершенно невозможно было понять, о чем она повествует.

- Замолчи, пожалуйста, - попросил Олаф.

- Все равно скучно, пусть поет! - заступился за стражника Сайка. - Лучше хлебни.

- И хлебну, и пусть замолчит. Верно, Око Повелителя?

"Поступайте как знаете," - ответил Зижда. - "Я приказываю только одно: находиться на моей спине."

В этом путешествии именно смертоносец был Оком, именно на нем лежала вся ответственность за переход через горы. На той стороне восьмилапый должен был стать покорным слугой королевы Хажа вместе со всем своим отрядом. Не касалось это распоряжение Повелителя только троих: Сайки, как Малого Повелителя Джеммы, Люсьена, и без того подданного королевы, и Олафа. Последнего, правда, только в том случае, если он надумает жениться на Тулпан.

Пока сотник размышлял об этом, Люсьен опять затянул свою неразборчивую песню. Олаф стал придумывать аргументы, чтобы все же убедить друга остановиться, но неожиданно заговорил Зижда.

"Покоряка!"

"Что?" - не понял Олаф. - "Что ты сказал, Око?"

"Я назвал тебя покорякой. Это не оскорбление, это шутка."

"Ах, вот оно что…" - сотник закатил глаза.

Вот еще чего не доставало ему в это утро - смертоносца-шутника. Зижда отомстил за вольное с собой обращение, придумал какое-то самому непонятное слово. Что ж, пусть радуется.

"Надеюсь, Зижда, ты не станешь называть меня так при всех? Особенно при королеве Тулпан? Да и ее, пожалуйста, не надо так называть. Ты Око Повелителя, воля твоя - закон, но я очень прошу."

"Хорошо, я буду говорить только тебе, иногда," - согласился паук. - "Это не оскорбление."

"Я понял!"

- Люсьен, ну я прошу тебя, не кричи мне в ухо! - Олаф одновременно выхватил у Сайки баклажку и сделал несколько крупных глотков. - У меня это больное ухо, я его отшиб когда с Джемы улетали!

- Так бы сразу и сказал, - как ни в чем ни бывало пожал плечами Люсьен. - Просто у меня настроение хорошее. Я хочу домой!

- Зачем? - удивился неугомонный Сайка. - У тебя ведь семьи нет.

- В Хаже пять поселков! - в ответ заорал хажец. - А я дворцовый стражник, и в каждом ждут меня!!

- По крайней мере, у этой песни есть какой-то смысл, - пришлось признать Олафу. - Но уж очень она громкая, хуже прежней.

- Прости, - смиренно попросил Люсьен. - Это моя душа поет.

Он все-таки замолчал, и изрядную часть пути Олаф продремал, тыкаясь то в плечо атамана, то в грудь стражника.