Я схватилась за телефон. Шаурма из курицы, да еще приобретенная на улице! Тут возможно все, что угодно, – от сальмонеллеза до холеры.

Федор Сергеевич всплеснул руками:

– Марья! Как ты могла! Слопать бог весть какую гадость, приготовленную грязными руками! Ни одна собака, я имею в виду, конечно, животное при хозяине, не позволит себе подобного.

Маня молчала, потом она прошептала:

– Дайте тазик.

Я мигом протянула ей эмалированный лоток, стоявший около дивана.

– Вот! – укоризненно сообщил Федор Сергеевич. – Вот до чего доводит беспечность, помноженная на глупость. Теперь, проанализировав последствия, ты, Маша, обязана сделать правильные выводы.

Я вздохнула, все‑таки педагоги странные люди, используют любой момент для чтения нудных нотаций. Нет бы просто пожалеть глупого ребенка да дать ему, пока не приехал доктор, стакан с раствором марганцовки, вместо этого он предлагает прямо сейчас начинать размышлять на тему о правильности поедания шаурмы, приготовленной в антисанитарных условиях. Девочка уже проглотила эту гадость, зачем ее сейчас поучать?

– Принесите марганцовку, – перебила я зануду.

Федор Сергеевич осекся.

– Дельная мысль! Сейчас.

Спустя пару минут передо мной возник стакан со светло‑фиолетовой жидкостью и резиновая клизма‑груша.

– А это зачем? – удивилась я.

Федор Сергеевич снисходительно улыбнулся.

– Следует набрать раствор в клизму и впрыснуть в ротовую полость, иначе как заставить животное выпить лекарство?

Нет, он все‑таки сумасшедший. Машка‑то не собака, не кошка и не коза.

– Выпей, котик, – попросила я.

Манюня покорно опустошила стакан и вновь схватилась за лоток.

Дома мы оказались через сутки. «Скорая помощь» незамедлительно отвезла нас в больницу, где поставили диагноз: пищевое отравление.

– Ничего, – решил утешить Машку прибывший в клинику Дегтярев, – во всем плохом есть свое хорошее, ты же хотела похудеть, вот и потеряешь лишние килограммы.

В среду я привезла Маню домой и строго велела:

– Лежать в кровати до конца недели.

– Но почему? – начала сопротивляться девочка. – У меня ничего не болит.

– Доктор велел придерживаться постельного режима до субботы.

– Зачем? Мне же совсем хорошо.

– Надо.

– Объясни, зачем?

– Ну… так приказано.

– Чушь собачья, – заявила Машка, – еще аргументы есть?

Я поняла, что нет, и строго заявила:

– Не спорь.

– Трудно быть ребенком, – заныла Маруська, – всякий обидеть норовит.

– Хочешь, съезжу в город и притащу парочку дисков с фильмами?

– Ага, – кивнула Манюня, – сделай одолжение.

– Но ты за это будешь лежать.

– Непременно, даже не пошевелюсь, – кивнула дочь.

Я пошла во двор и была остановлена звонком.

– Эй, Дашка, – понеслось из трубки слегка сонное меццо Верки Карапетовой, – знаешь новость?

– Какую?

– Лика Солодко убила мужа.

Я уронила на пол ключи от автомобиля.

– Что?

– Лика Солодко убила мужа, – повторила Верка, – ну не дура?

– Ты врешь! – вырвалось у меня.

– Была бы охота! – обиженно воскликнула Вера. – Может, у нее рассудок помутился?

– Подожди меня, я сейчас приеду.

– Так я никуда не тороплюсь, – ответила Верка, – можешь не спешить.