Миссис Ротткомб переключилась на Чилли и, за неимением у той мошонки, схватила первое, что попалось под руку — табличку с наименованием сорта растущих рядом роз («Пурпурная слава»). Аккуратно обтерла с пластмассового штырька навоз и землю. Не хватало еще столбняка или какого-нибудь тризма челюсти — не считая, разумеется, того, который малышка Чилли сейчас столь успешно демонстрирует. Рут приподняла собаке хвост и с силой ткнула палкой. Чилли отреагировала намного быстрее Уилфреда. Мигом забыв про Убъекгива, собака припустила через розы, забилась под живую изгородь и принялась зализывать пану. Миссис Ротткомб поставила на место металлическую табличку и только тогда занялась истерзанным фотографом.

— И что, по-вашему, вы тут делаете? — возмущенно спросила она, выказывая такое феноменальное безразличие к его состоянию, что Убъектив, наверное, задохнулся бы от возмущения — если бы уже не задыхался по многим другим причинам. Что он тут делает? И думать нечего — умирает! Убъектив жалобно посмотрел на жестокую гадину и, превозмогая себя, заскулил:

— Помогите, помогите! Я истекаю кровью.

— Чепуха, — отрезала миссис Ротткомб, — какой еще кровью! Ничем вы не истекаете. Вы вторглись в частные владения. Стоит ли жаловаться, что вас покусали? Написано же: «злые собаки». Вы не могли не заметить табличку. Но решили, что к вам это не относится, влезли на чужую территорию, напали на безобидное домашнее животное, а когда оно стало защищаться, еще и удивляетесь! Да вы просто преступник! Кстати, а что тот, второй, делает у нас на дереве?

Джонс закатил глаза. С ума она, что ли, сошла, называть чудовище, которое чуть не отжевало ему ногу, «безобидным домашним животным»!

— Господи Иисусе Христе… — начал он, но миссис Ротткомб нетерпеливым взмахом руки остановила молитву

— Фамилия и адрес, — рявкнула она. — Обоих. — И, внезапно осознав, что она до сих пор в халате, пошла к дому и уже на ходу приказала: — Оставайтесь здесь и ни с места. Я вызываю полицию и подаю на вас в суд за вторжение и жестокое обращение с животными.

Угроза добила Убъектива окончательно. Он рухнул в конский навоз и отключился, предоставив протестовать Палачу Кэссиди, который успел забраться на три ветки выше.

— Жестокое обращение с животными? Ах ты сука! — закричал Кэссиди вслед Рут, которая заводила в дом присмиревшего Уилфреда. — Да это тебя надо судить за жестокое обращение! Да мы тебя четвертуем! Вот увидишь! Все имущество у тебя отсудим!

Миссис Ротткомб улыбнулась и потрепала Уилфреда по шее.

— Молодец, Уилфи, умница. Ах ты, хороший, ах ты, лапочка… Плохой дядя побил нашего песика… ах, какой нехороший дядя…

Она вошла в дом, принесла с кухни тюбик томатной пасты и, держа пса за ошейник, выдавила содержимое ему на спину. Затем снова вывела в сад и усадила под дубом. Когда, сразу вслед за «скорой помощью», подъехала полиция, Уилфред по-прежнему был там. Кровь из ноги Палача к тому времени основательно закапала землю и бультерьера, добавив убедительности томатной пасте. Миссис Ротткомб достигла своей цели. В чрезвычайных обстоятельствах она бывала на редкость изобретательна.

Глава 14

Теневой министр социальных преобразований сидел на траве под оградой, обхватив руками голову. Он ясно понимал, что не следовало приезжать домой на день раньше. С той же ясностью министр смотрел на свой брак. Нельзя было и на километр приближаться к проклятущей бабе, способной спустить своих кошмарных зверюг на несчастных репортеров. Вспоминая их жуткие крики, страшный собачий рык, а тем более человека с окровавленной головой, который лежит без сознания в гараже, Гарольд Ротткомб окончательно в этом убеждался.