Двор был полон страшных сувениров всевозможных войн, но особую гордость коллекции представлял В-52. Он стоял с другой стороны дома, и его даже ночью было видно в свете прожекторов — чудовищный черный бомбардировщик с эмблемами на боку, символизирующими пятьдесят восемь вылетов над Вьетнамом и Ираком. По словам дяди Уолли, этот самолет мог пролететь двенадцать тысяч миль и сбросить такую водородную бомбу, которая одна способна стереть с лица земли самый большой город.

— А что значит «стереть с лица земли», дядя Уолли? — якобы невинно поинтересовалась Джозефина. Но Уолли Иммельман, всецело захваченный идеей спасения мира посредством его разрушения, подвоха не заметил.

— Сначала взрывная волна, потом огненный шар, радиация и человеческие потери миллионов пятнадцать-шестнадцать. Вот что это значит, детка. Раньше эти самолеты были в воздухе круглые сутки — на случай, если Президент Соединенных Штатов Америки решит нажать на кнопку. Сейчас-то у нас есть вооружение и получше, но в свое время этот красавец просто царил в небе. И в мире. Теперь ничего такого огромного не нужно, есть баллистические и самонаводящиеся ракеты, «стелсы», нейтронные бомбы и другие штучки, про которые никто не знает, но которые перелетают Атлантику меньше чем за час. А лучше всего — лазеры в космосе. Могут со скоростью света проткнуть земной шарик в каком угодно месте.

В дом дядя Уолли вернулся в чрезвычайно благодушном настроении.

— Твои девчонки такие умные, прямо чудеса, — объявил он Еве, которая все это время тревожно наблюдала за ними издалека. — Я провел с ними небольшой урок истории, рассказал, почему мы выигрываем все войны и отчего в смысле технологий за нами никому не угнаться. Верно, девчонки?

— Да, дядя Уолли, — в унисон пропели они. Ева посмотрела на дочерей с подозрением. Ох уж этот унисон! Недоброе предзнаменование.

Вечером, пока Уолли смотрел бейсбол и пил пятый бурбон со льдом, а Ева с тетей Джоан перемывали косточки английским родственникам, Саманта нашла у дяди Уолли в игровой старый переносной магнитофон — катушечный, с автоматическим отключением, когда заканчивается пленка. В нем стояла четырехчасовая катушка. К тому времени, когда Уолли с супругой, пошатываясь, поднялись к себе в спальню, включенный магнитофон уже стоял под их широченной постелью. Уолли, между тем, возжелал любовных утех.

— Ну давай же, пончик, — уговаривал он. — Моложе мы не становимся и… ик!..

— Говори за себя, — огрызнулась тетя Джоан. У нее было плохое настроение. Ева рассказала, что Мод, сестра тети Джоан, заделалась лесбиянкой и живет с гомосексуалистом, переменившим пол. Такие новости о родных тете Джоан совершенно не понравились. И трахаться с Уолли совершенно не хотелось. Поневоле задумаешься, не стать ли тоже лесбиянкой.

— А я за себя и говорю, — сказал Уолли. — За кого мне еще говорить? У тебя же нет этой хреновой простаты… или есть? Доктор Адстер, к которому я хожу в Атланте, никогда ничего такого не упоминал… Короче, он говорит, надо, чтобы регулярно стояло, а не то…

— Стояло? Да что у тебя может стоять? Ты вообще уверен, что не забыл его в ванной, вместе с шиньоном? От медузы больше толку, чем от тебя!

— Конечно, — буркнул Уолли, с трудом проглотив обидное сравнение. — И не будет, если ты меня немножечко не разогреешь.

— Что? Разогреешь? Это я должна тебя разогревать? Не на такую напал. Это вообще мужчина должен делать.